Испанская дочь

– Франко, прошу тебя…

Однако он пропустил мимо ушей мою мольбу и вновь нашел мой рот губами.

– Каталина, моя Каталина, – хрипло шептал он, – я так давно тебя люблю.

Что же я наделала?! Я столько лет давала ему ложную надежду!

Видимо, это и есть мне наказание от Святой Девы за ту ложь! Я теряла своего единственного друга. Я понимала, что это уже неотвратимо происходит, поскольку не могла допустить подобного развития наших отношений. Анхелика нередко говорила, что я безнадежно романтическая натура, что я из тех, кто в упор не видит реальность. Теперь я поняла, что она имела в виду. Какой же я глупенькой была, полагая, что Франко испытывает ко мне такие же невинные чувства, как и я к нему!

– Мы должны это прекратить, – слабым голосом сказала я.

Но Франко словно пребывал в каком-то трансе.

– Я так тебя люблю… – пробормотал он, касаясь губами моих губ, и подтолкнул меня к кровати.

– Послушай, Франко…

И пока в голове у меня прокручивались все эти разумные доводы: и что все это неправильно, и что я не люблю Франко как мужчину, и что все это разрушит нашу дружбу, – с моей плотью произошло нечто совершенно для меня неожиданное.

Мое тело словно превратилось в безвольную массу, в покорного исполнителя чужих желаний. И если еще несколько секунд назад мысль об интимных отношениях с Франко вызывала у меня отторжение, то теперь я, напротив, каждой клеточкой жаждала этой близости. О боже! Мною стремительно овладевало плотское желание!

Но тут, в какой-то момент, в сознании нарисовалось лицо матери. Сердито хмурящееся.

И фигура Святой Марии в молельной комнате.

И хохочущий сатана.

Я замотала головой и решительно оттолкнула Франко.

– Что случилось? – спросил он, тяжело дыша. – Мне показалось, тебе было приятно.

Я села на постели. В воздухе неназойливо веяло запахом дыма.

– Прости, Франко, но все это неправильно, этого не должно быть. Тебе не следовало меня целовать.

– Но разве ты меня не любишь? – спросил он, и глаза его сделались печальней, чем когда-либо.

«Только не смотри на меня так. Пожалуйста!»

На сей раз я заставила свой разум управлять порывами сердца.

– Люблю. Но совсем не так, как любишь меня ты, – сказала я как можно мягче и ласковее. – Ты для меня как брат.

Франко хотел было что-то мне ответить, но промолчал. Он тоже сел на кровати, лицо его стало холодным, точно камень.

Я взяла его за руку:

– Прости…

Он резко отшатнулся:

– Не трогай меня!

О нет! Это случилось. Я потеряла друга. Он никогда мне этого не простит.

– Франко, ты заслуживаешь такой девушки, что станет любить тебя так же, как и ты ее.

– Перестань врать! Я прекрасно знаю, в чем тут дело. – Он ударил по матрасу кулаком. – Ты стыдишься меня, потому что я не так богат, как твой отец, и не имею такого обхождения, как муж твоей сестры, и не похож на этих модно разодетых европейцев, что постоянно вьются тут у вас, высокомерно задирая носы и чокаясь шампанским.

Неожиданно у меня защипало глаза, а запах дыма, пока Франко говорил, сделался намного сильнее.

– А я всего лишь низкородный деревенщина, montubio[65], – добавил он, поднимаясь на ноги.

– Ты чувствуешь запах?

Франко порывистыми движениями заправил рубашку в брюки.

– Франко, куда ты дел свою сигарету? – Я огляделась по сторонам, ища собственный окурок. Но свой я вроде бы оставила внизу.

Он принялся мерить шагами комнату.

– Это же надо! Каким я дураком был все эти годы! Мечтал, понимаешь, о тебе! Верил, что однажды ты станешь моей. Подумать только! Я готов был для тебя на что угодно! Soy un imbécil![66]

Что же все-таки я сделала со своей сигаретой? Внизу на приставном столике была пепельница, но я никак не могла вспомнить, сунула ли окурок туда? А Франко? Ведь, когда мы поднялись сюда, он тоже был уже без сигареты.

Соскочив с кровати, я распахнула дверь. На первом этаже до самого потолка взметались языки пламени и валили клубы дыма.

Я от страха закричала и инстинктивно захлопнула дверь. Сквозь щель под нею в спальню стал просачиваться едкий сизый дым. Матерь Божья! Здесь же весь дом – из дерева!

– В окно! – скомандовал Франко. – Быстро!

Он открыл на окне щеколду и попытался поднять раму, но ее заклинило. Тогда Франко постучал по краям переплета, затем попытался поднять еще раз, и наконец, очень медленно, дрожа стеклами, рама поползла вверх.

И тут мы услышали где-то поблизости кашель. В доме находился кто-то еще!

Франко в ужасе оглянулся на дверь:

– Отец!

Потом повернулся ко мне:

– Ты сейчас спрыгнешь. А я пойду искать отца.

Я выглянула в окно. Там не было ни дерева, ни чего-либо другого, за что можно было бы схватиться, а высота казалась немыслимой. Я никак не смогла бы туда спрыгнуть. Я бы там все кости себе переломала!

Когда Франко повернулся, чтобы выйти, я вцепилась в его руку с такой силой, что вонзила ногти ему в ладонь:

– Нет, прошу тебя, не уходи! – Я понимала, что веду себя как эгоистка, но ничего не могла с собой поделать. – Я не смогу спрыгнуть. Здесь слишком высоко.

– Сможешь. Здесь не так высоко, как кажется. Я уже отсюда прыгал.

Я догадалась, что он врет, чтобы меня подбодрить.