Испанская дочь

– Кстати, ты когда-нибудь задавалась вопросом: как дон Арманд заполучил такую огромную плантацию какао?

Его вопрос не только был для меня неожиданным, но и нес в себе невысказанное возмущение.

– Нет, – ответила я. – Когда он уехал из Испании, я была еще так мала, что никогда не спрашивала, как он сделал себе такое состояние.

Мартин сложил руки на груди.

– Что же, ответ ты можешь найти в запертом ящике стола у него в кабинете.

– В ящике? – переспросила я. В том самом, видимо, что я уже пыталась открыть. – А где от него ключ?

– Нисколько бы не удивился, унеси он его с собой в могилу, – фыркнул Мартин.

– В таком случае ты, может, поведаешь мне сам, что там, в этом ящике?

Не стану же я перерывать весь дом в поисках некоего таинственного ключа!

– Нет, я и так уже сказал тебе достаточно. Даже, может быть, чересчур.

В этот момент в дверь постучали.

– Дон Мартин! Bolones уже готовы!

Я торопливо собрала свои вещи. Прежде чем я снова нацепила свою маскировку, Мартин внимательно поглядел на меня и произнес:

– Надеюсь, очень скоро вновь увижу тебя без этой бороды.

Глава 33

Со мной определенно творилось что-то не то! Как я могла увлечься другим мужчиной так скоро после гибели мужа!

Это же аморально! Это грех!

Но я ничего не могла с собой поделать. Мартин действовал на меня на каком-то животном уровне. Меня никогда не влекло так к Кристобалю, как сейчас к Мартину. Даже на ранних стадиях наших отношений с мужем. И близко было не сравнить ту холодноватую физическую близость и ничем не примечательное общение с Кристобалем за все восемь лет нашего брака с теми физическими ощущениями, что пробуждал во мне Мартин, даже когда мы просто с ним сидели за столом.

Пока мы ели приготовленные Майрой bolones – изумительного вкуса жареные шарики из плантана с сырной начинкой, – я всеми силами старалась игнорировать и то, как щекотно покалывало у меня в животе, и то, в какой близости мои руки оказывались на столе по отношению к ладоням Мартина, и то, как он внимательно ухаживал за мною за обедом. Как он своевременно справлялся, не нужно ли мне соли или не желаю ли я попробовать местный соус aji[70]. А ведь совсем недавно его заботило лишь то, чтобы своевременно доливать в наши стаканы спиртного. И почему я больше не способна вернуться к недавней непринужденности нашего общения? Почему теперь не получается сосредоточиться на том, что он рассказывает?

Потому что мне уже было не отмотать время назад. Мартин видел меня обнаженной. И он знал, что я – женщина. Теперь он глядел на меня совсем иными глазами. И даже тон его речи поменялся. Он знал обо мне такое, чего не знал никто в этих краях.

«Соберись-ка, Пури. Будь внимательнее. Сосредоточься».

Мартин рассказывал мне что-то из той поры, когда он учился в старшей школе. О том, как они с одноклассниками готовили праздничный выпускной ланч для учителей – компании мрачных салезианцев[71] с неуемным аппетитом – и вместо цыплячьих крылышек подсунули тем лягушачьи лапки.

Меня аж передернуло.

– И что, вас застукали?

Мартин помотал головой.

– Они аж пальчики облизали, когда все доели! Я, кстати, тоже попробовал, – похлопал он себя по впалому животу.

– И как?

– Да ничего. Похоже на кролика. – И, подхватив кувшин с водой, он невозмутимо налил сперва мне, как будто только что не рассказывал за столом столь омерзительные вещи. – Ну, а тебе доводилось когда-нибудь кого-либо разыгрывать?

– Чтобы так изощренно – ни разу. – Я отпила воды. – Я однажды, помнится, насыпала соли в сахарницу, когда моя помощница собралась пить чай. И то лишь потому, что она меня разозлила.

– Чем же это, интересно?

У меня загорелись кончики ушей.

– Да… ничего особенного.

– Ну да! Чего ж ты тогда так покраснела?

– ¡Por amor de Dios! Так вот тебе все надо знать!

– Именно. – Он подался вперед, склонившись над столом. – Я хочу знать о тебе все.

Я откинулась к спинке стула и поглядела на дверь, ведущую в кухню.

– Она разругала то, как я пою.

– Ого! Так ты поешь?

– Все, забудь.

– Ну, ладно, ладно… – Он прикрыл ладонью рвущийся наружу смешок. Как будто я этого не расслышала! – Итак, ты стараешься влиться в образ мужчины. И какие впечатления? Совпадает с тем, как ты это представляла?

– Ну, скажем, если не считать такие очевидные преимущества, что в мужском обличье у меня куда больше свободы и на мне более удобная одежда, я стала лучше понимать своего мужа, то, как работает его мозг.

– Это как это?

– Поскольку я вынуждена была действовать как он, мне пришлось подавить в себе ту часть личности, что доминировала во мне всю мою жизнь.

– Это какую, интересно?

– Потребность заставлять всех поступать так, как хочется мне.

– Думаешь, это чисто женская особенность?

– Не обязательно. Но у Кристобаля такого точно не было. Он позволял другим действовать так, как они сами считали для себя нужным. Он был сдержанным, скрытным и всегда умел контролировать свои эмоции. Я же, напротив, никогда не могла усидеть тихо больше минуты и постоянно испытывала потребность улучшить чью-то жизнь.

– Как, например, жизнь Майры?

– Да, как жизнь Майры.