Водитель, услышав свое имя, поднял большой палец, хотя и не знал, о чем речь, и журналисты засмеялись.
– Если вам будет интересно узнать о местах, мимо которых мы проезжаем, задавайте мне вопросы, – закончила Регина.
Маша вывернула шею, чтобы в последний раз посмотреть на Аларкон – в утреннем свете он казался еще более величественным, чем вчера, – и открыла блокнот, не собираясь терять время даром. Поиски поисками, а статью все равно придется сдавать.
Ехали весело; к этому моменту все уже успели передружиться, а спать, как после вчерашнего обеда, никому не хотелось, поэтому сползлись ближе к середине автобуса и травили байки. Даже Павел, до тех пор все-таки державшийся в стороне, оттаял и рассказал, как ездили в седьмом классе в трудовой лагерь собирать клубнику и черешню, а потом отстали от автобуса и возвращались домой на «стопнутом» паровозе. Вяземский позавидовал – дескать, их-то посылали в основном на картошку, которую с борозды не пожуешь, – и рассказал в ответ байку, в которой фигурировал начальник пионерлагеря, два плененных голубя и очень длинный огурец.
– На картошку мы тоже мотались, но тогда совсем не то было, не седьмой класс. Вино, девушки… какие там паровозы, – задумчиво сообщил Санников, и Маша вдруг насторожилась.
Какая, черт его побери, картошка? Какие девушки? На картошку ездят в институтах осенью, вместо учебы, но так-то ездят студенты – а охранник Санников утверждал, что даже техникум не закончил! Может, конечно, их от техникума послали в совхоз, но что-то Маша сомневалась. Ей снова начало казаться, будто она Павла где-то видела или встречала, и она сидела, слушала, как другие перебивают друг друга, стремясь выложить забавные воспоминания, и перебирала варианты.
Журналистская тусовка? Нет. В пресс-тур она с Павлом точно не ездила, такие люди не забываются. Сегодня он надел зачем-то обычные очки, не солнечные, почти круглые, как у Гарри Поттера, и с довольно толстыми стеклами – а Маша и не подозревала, что у него плохое зрение! Такого типа в очках она не забыла бы ни за что. Сотрудник из дружественного издательства? Сейчас он работает в «Утре», где у Маши знакомых нет, но мало ли где трудился раньше. Она мучительно пыталась вспомнить – так вспоминаешь имя актера, которого вроде бы знаешь, но в мозгах затор, – а тут имя у Маши имелось, зато не имелось биографии.
Биография. Когда появится вай-фай – в парадоре должен быть, – нужно просто посмотреть в Интернете, чем он славен, этот Павел Санников.
Дорога до Вальдепеньяса, где по плану значился обед, пролетела незаметно; журналистов завезли в придорожный ресторан – в сам город заезжать не стали, хотя кто-то и посетовал, что там, дескать, торчит самая большая мельница в мире. Мельницу не увидели, зато плотно и со вкусом засели в ресторане, где молодые стремительные официанты наливали вино с местных виноградников, густое, темное и сладкое, как тоска от добрых воспоминаний.
Павел уничтожил свою порцию подозрительно быстро, взял бокал с вином и куда-то ушел – Маша подозревала, обозреть окрестности. Виды здесь повсюду открывались отличные. Выждав для приличия минут пять, она вышла за ним.
Санников отыскался на террасе – поставил на перила бокал и смотрел на долину – ну просто рекламный кадр. Из открытых дверей ресторана доносился смех, негромкая музыка и звяканье посуды, по шоссе с шорохом летели машины, и вокруг было так ярко, что Маша тут же надела очки. Павел повернулся к ней.
– Я подумал, что ты не показала мне то письмо.
– Присланное Лизой? – сообразила Маша.
– Ну да. Хорошо бы его посмотреть. Если, конечно, ты мне позволишь.
– Почему это я не буду тебе позволять?
– Ну, я ведь телохранитель, – усмехнулся Павел, – и к тому же читать не умею.
– Паш, – сказала Маша, впервые так его назвав, – по-моему, шутка устарела, тебе не кажется? Или ты хочешь прямо сейчас выставить мне счет и очертить круг обязанностей?
– Нет, не хочу. Я просто не желаю лезть не в свое дело.
– Ты временами как-то… излишне деликатен.
– Да? – удивился Санников. – Не заметил… Тогда покажи мне это письмо.
– Вечером, ладно? Оно у меня в ноутбуке.
– Ладно.
Они постояли молча; Маша облокотилась о перила, свесив ладони и ими помахивая, и смотрела на одинокий мак на склоне. Где его апокалиптические товарищи…
– Жара, как летом, – задумчиво сказал Павел. – Пожалуй, и позагорать удастся не только на даче.
Маша вспомнила что-то такое – про жену и рассаду.
– Так ты дачный раб?
– Поневоле.
– А-а, не фанат вскапывания грядок? Правильно, дача нужна для вечеринок, гамака и шашлыка.
– Господь послал мне испытание, – провозгласил Павел, – я впервые слышу разумные речи, но толку-то!
Маша ехидно на него посмотрела: бритый череп отражал солнышко, как начищенный медный чан.
– Ты голову не напечешь? Зачем ты ее вообще бреешь? Или ты лысый?