«Теперь руина, а раньше домик был приличный, судя по высоте трубы, – оценивал он то, что видел. Горелые деревья, какой-то бугорок, в нем деревянная дверка. Похоже на овощной погреб. Мальчишка выглядывает, чумазый весь. А вот и девчонка появилась. Тоже грязная. Одни они, что ли, здесь? Вот ведь незадача!»
На Донцова нахлынули воспоминания из далекого детства.
Отец Алексея Николай Игнатович держал швейную мастерскую в Юзовке. Это заведение находилось недалеко от центра города, в двухэтажном особнячке, доставшемся ему по наследству. Мать Донцова сначала работала там просто закройщицей. Позднее она вышла замуж за Николая Игнатовича и стала, по сути дела, хозяйкой предприятия. Женщина не бросила своей основной специальности, кроме того, успевала руководить белошвейками и прочим персоналом, следила за домом и прилегающим участком, оставив финансовые дела мужу. Сама мастерская располагалась на первом этаже и имела отдельный вход.
Семья Донцовых проживала на втором, все пять человек – родители, мальчик и две девочки. Алексей по возрасту был средним ребенком. Когда началась российская смута, ему исполнилось девять лет.
Юзовка в ходе гражданской войны несколько раз переходила из рук в руки. Когда в город впервые пришли красные, сразу начались грабежи. Обувную фабричку, находившуюся на соседней улице, борцы за диктатуру пролетариата сожгли, а ее владельца расстреляли как буржуя и эксплуататора. Причем сделали они это демонстративно, на площади, при скоплении народа.
Николай Игнатович был с ним достаточно близко знаком. Он осмыслил этот прецедент и понял, что так и до него скоро очередь дойдет. Но на этот раз пронесло.
Потом власть сменилась. Город захватили антоновцы, которые тоже грабили население. Если они и отличались от красных, то только тем, что публично не расстреливали так называемых буржуев.
Случилось так, что этим отрядом командовал одноклассник Николая Игнатовича, который быстро растолковал ему, кто есть кто в этой войне, и уговаривал вступить в отряд. Тот вспомнил про судьбу коллеги по коммерции, поразмыслил и согласился.
«Его самого казнили, а семью не тронули. Даст бог, и мою не тронут. А красным недолго бегать осталось. Как победим, так и вернусь», – подумал отец Алексея.
Перед уходом он жестко проинструктировал жену, велел ей закрыть мастерскую, работников распустить и жить потихоньку, как обычные обыватели. Деньги не светить, тратить умеренно.
Николай Игнатович строго следовал заветам своей бабушки, купеческой дочери.
«Дом сожгут, землю отберут, ассигнации превратятся в простую бумагу, а вот золото, оно вечно», – наставляла она внука.
Именно поэтому часть своих накоплений он держал в золотых червонцах. Ох, как права оказалась бабушка. Семья Донцовых жила на них безбедно, а сам Николай Игнатович канул в небытие на просторах Малороссии.
Позднее Алексей пытался прояснить его судьбу, но так и не смог. Мало ли безвестных могил, с крестами и без, расплодилось на юге России.
Потом власть еще пару раз менялась. Все армии стреляли из пушек, и город постепенно превращался в руины.
Алексей вместе с соседскими пацанами лазил по развалинам в поисках ценных вещичек и внезапно услышал взрывы. Один, второй, третий!.. Они его особо не пугали, привык уже, но ему следовало вернуться домой. Мало ли что!
Он и вернулся, да только вот дома уже не было. Алексей увидел груду дымящихся развалин вокруг печной трубы, потолочные балки, торчащие в разные стороны, двор, усыпанный черепицей и прочим хламом. Мальчик постоял несколько минут и бросился бежать куда глаза глядят, утирая по дороге сопли и слезы. Он знал, что его семья в это время находилась в доме, значит, все теперь были мертвы.
«Мамы нет, сестричек нет. Как дальше жить?»
Об этом Леша задумался позднее, когда на ночь забился в какой-то земляной погреб, находящийся во дворе разрушенного особнячка. Этот дом он знал, в нем жил один из его товарищей по дворовым играм.
Мальчику хотелось есть. В погребе имелась картошка, которую он начал грызть прямо с кожурой. Леша кое-как утолил голод и заснул на куче мешков.
А на следующий день появилась девочка Надя, даже скорее девушка. В свои четырнадцать лет она имела вполне развитую женскую фигуру: два бугорка, выпирающих из платья, и соблазнительные бедра.
Утром он выбрался из погреба по малой нужде и увидел ее. Девочка рылась в куче мусора.
– Эй, ты чего здесь?! – крикнул ей Леша.
После сна он несколько успокоился, смирился с потерей семьи, воспринял ее как неизбежную данность и думал, что же ему делать дальше.
Девочка вздрогнула от неожиданности, повернулась к нему, поспешно застегивающему штаны, улыбнулась и сказала:
– Я Надя. А ты кто? Как звать-то тебя?
– Я Леша, – машинально ответил мальчишка и замолк.
– Я ищу вещи, чтобы потом обменять их на еду, – продолжила общение Надя. – На рынке. А ты чем здесь промышляешь?
– У меня дом из пушки расстреляли, вся семья погибла. Я здесь картошкой питаюсь. Хочешь? Ее в погребе полно.
– Прямо сырую ешь? – спросила Надя.