– Угу. Можно на костре запечь, но у меня спичек нет. А у тебя есть? – Он вопросительно посмотрел на Надю.
– Есть, – мгновенно ответила та, достала из ободранной сумки, висевшей на плече, коробок спичек и потрясла им в воздухе. – Давай запалим костер и испечем картошку.
– Хлеба бы еще, – мечтательно проговорил Алексей.
– И хлеба добудем, – уверила его Надя.
В тот же день Леша нашел в одной из руин бронзовую статуэтку, которую девочка выменяла на две буханки хлеба.
Надя оказалась не местной, попала в город волей случая. Она ехала на поезде к родне. На него напала какая-то банда, разобравшая пути по ходу состава. Он сошел с рельсов, но благо скорость была невелика, да и машинист успел затормозить. Поэтому многие пассажиры выжили, отделались разбитыми головами и сломанными конечностями.
Наде повезло. Она не получила ни единой царапины, не стала дожидаться, пока набегут бандиты, и ринулась в ближайший лесок. Ее никто не преследовал, и девочка в тот же день добралась до Юзовки. Какой-то крестьянин на телеге подвез.
Так они и жили некоторое время, пекли картошку, лазили по развалинам, а добытое добро выменивали на еду. К своему дому Алексей боялся даже близко подойти, рисовал в голове страшные картины.
А потом Надя пропала. Вернее сказать, ее забрали красные конармейцы. Дети шли вдоль улицы, когда мимо проскакал разъезд. Один из всадников ловко подхватил Надю за талию и усадил на коня впереди себя. К удивлению Алексея, девочка не испугалась и не сопротивлялась.
«Изнасилуют ее», – подумал он.
Несмотря на ранний возраст, жизнь вынудила его разбираться во многих взрослых вещах.
Когда в городе окончательно установилась советская власть, он попал в детдом, а потом – в военное училище, расположенное недалеко от Москвы. Парень сказал, что у него отец был портным, и ему засчитали пролетарское происхождение.
Алексей не рассчитывал еще когда-либо встретиться с Надей, но судьба непредсказуема и насмешлива. Уже будучи курсантом, во время майских праздников он вновь увидел Надю, молодую и привлекательную женщину. Она что-то кричала в мегафон с трибуны во время демонстрации. Донцов не захотел к ней подходить, чтобы не разрушить приятные детские воспоминания о дружбе с этой девочкой.
– Стоп машина! – неожиданно приказал Донцов по-русски, но водитель его понял и нажал на тормоза.
«Додж» остановился.
– В чем дело, командир?! – удивленно воскликнул Джига. – Там дети. Нет никакой опасности.
Донцов бросил на Ивана такой уничтожающий взгляд, что тот замолчал и лишь пожал плечами. Он хорошо знал своего командира и понял, что возникла какая-то нестандартная ситуация.
– Мигель, пошли разберемся, – сказал Алексей, вышел из машины и направился к детям.
Ничего не понимающий Мигель последовал за ним.
Мальчик лет восьми и девочка чуть постарше так и оставались на месте, наполовину высунувшись из проема погреба. В их глазах плавал испуг, но бежать они не пытались, смирились с неизбежным.
Донцов приблизился к ним, присел на корточки, приветливо улыбнулся и спросил:
– Есть хотите?
– Три дня горелыми фруктами питаемся, – сказала девочка, преодолев страх и осознав, что эти непонятные люди ничего плохого им не сделают.
Мигель заговорил с ней. Девочка периодически кивала и отвечала на его вопросы. Закончив диалог, он перевел Донцову суть разговора, хотя тот и так все понял.
– Вот это их дом. – Мигель кивнул в сторону пожарища. – Кто поджег деревню, они не знают. Родители погибли. Это брат и сестра. Голодные. Куда им податься, не имеют понятия.
– Все ясно, – сказал Донцов и обратился к детям по-испански: – Пошли к машине. Мы дадим вам много еды. Мешок у вас есть?
«Все в этой жизни повторяется, пусть и в различных вариациях», – подумал он.
Дети переглянулись. Мальчик принес из погреба мешок, и они покорно поплелись за непонятными, но неожиданно добрыми людьми.
Когда все подошли к машине, Донцов скомандовал:
– Весь сухпаек сюда и все съестное, что у нас есть. Быстро!
В раскрытый мешок посыпались мясные и рыбные консервы, пачки галет, краюхи хлеба и прочая снедь, заполнившая его объем больше чем наполовину.
– Сидите здесь тихо, питайтесь хорошо. Скоро вас отсюда заберут, – сказал Донцов на прощание.
Когда машина поехала, Алексей долго смотрел на мальчика и девочку, волокущих мешок к погребу.
– Что это тебя так разобрало, командир? – спросил Джига без тени насмешки.
– Я сам в таком положении находился во время нашей гражданской, – ответил Донцов, повернулся к Мигелю, сидевшему сзади, и осведомился: – Ты сможешь организовать, чтобы их забрали?
– Смогу, – ответил Мигель. – Есть специальная служба, занимающаяся беспризорными детьми.
Когда они проезжали мимо рощи, приткнувшейся на небольшом холме, в небо взлетела стая птиц, испуганных тарахтением двигателя. Они немного покружились, покричали и исчезли между деревьями. Солнце выползло из-за далеких гор и устремилось к зениту. А Донцов думал о войне, об этой и своей давней, которая никому не была нужна, кроме властных и жадных политиков.
Стукач