– Думаю, что нет, несмотря на публичные заявления, – сказал Шмыга, забрал у Донцова газету, сложил ее и сунул в карман. – Так же, как все остальные, а уж Гитлер с Муссолини точно, потому что это нереально. Ты сам видишь, что тут творится. Продолжаются дискуссии между слепыми и глухими на потеху немой публике. СССР стремится к удалению возможной европейской войны от своих границ, вовлекает и связывает всех ее возможных участников в испанском противостоянии. Мы хотим, чтобы в Испании был создан режим, целиком зависящий от нас. Но все идет к тому, что этот фокус не пройдет. Нам вскоре предстоит эксфильтрация, то есть перемещение наших людей в безопасную зону, а именно в СССР. Фалангисты побеждают не только в военном, но и в культурном плане. Ты в курсе, что они взяли под свой контроль школьное и университетское образование, книгопечатание, библиотечное дело, объекты культуры, отменили все антирелигиозные законы, принятые республиканским правительством. Они хотят сформировать, образно говоря, нового человека.
– Нечто подобное я уже слышал от одного немца, у которого побывал в гостях, – проговорил Донцов и недобро усмехнулся.
– В каких еще гостях? – встрепенулся Шмыга. – Ты об этом ничего не докладывал.
– А я не такой дурак, чтобы докладывать о том, что побывал в плену у немецкого разведчика. У нас два раза в ГУЛАГ не сажают, а применяют меру высшей социальной защиты. На мне и так уже висит кем-то взорванный склад с боеприпасами. В одном из пунктов «Акта о невмешательстве» черным по белому прописано, что все добровольцы, участвующие в гражданской войне в Испании, являются преступниками. – Донцов поймал взгляд Шмыги и продолжил: – Но ведь у нас частная беседа, не так ли? А если вдруг нет, то не был я нигде. Все это мои горячечные фантазии.
– Ладно, проехали, не бери в голову, – успокоил его Шмыга. – Давай лучше выпьем. Только не за победу, а за удачу.
Мужчины сделали по глотку вина.
– Ладно, хорошо. Людей выведут, а как же техника? Она останется у Франко? – спросил Донцов.
– Останется, но не вся, – ответил Шмыга. – Самолеты улетят на аэродромы, расположенные где-нибудь во Франции. Ну а за все остальное, считай, уже заплачено. Республиканское правительство передало на хранение в СССР свой золотой запас. Франко никто ничего возвращать не будет. Англичане, конечно, взвоют в силу колониальной привычки грести все под себя, но собака лает, ветер носит, а поезд уже ушел.
Донцов напрягся, глянул поверх плеча Шмыги, как будто пытался поймать ускользающую мысль.
Видимо, он сумел это сделать и спросил:
– Ты в курсе о судьбе Яна Карловича Берзина?
– Отчасти, лишь контурно. Это вне компетенции нашего ведомства, сфера НКВД. – Шмыга растягивал слова, как бы раздумывал, стоит ли отвечать на этот вопрос, но все-таки продолжил: – Он в мае прошлого года был отозван в Москву и вновь назначен начальником Разведывательного управления штаба РККА. Чуть позднее Берзин стал армейским комиссаром второго ранга, получил орден Ленина. А потом случилось нечто очень странное. Он начал выступать на партсобраниях, называл шпионами и террористами людей, с которыми проработал многие годы. Их арестовали органы НКВД, объявив одних троцкистами, а других просто врагами народа. Дальнейшую судьбу этих людей я точно не знаю, но ты сам понимаешь, что в покое их не оставили, если они вообще живы. Кто-то из них дал показания на самого Берзина. Его сняли с должности и обвинили в троцкистской антисоветской террористической деятельности по известной тебе пятьдесят восьмой статье. Где он теперь, знает разве что товарищ Ежов. Я не понимаю, каким образом один из руководителей военной разведки мог быть связан с троцкистами, чего ради он стал бы оказывать им какие-либо услуги. А что здесь, в Испании? Если тут и есть троцкисты, то на уровне статистической погрешности. Они не влияют ни на что и никак. Ты не распространяйся по этому поводу, а то сам попадешь под трамвай. Берзин нами руководил здесь. Тебя да меня тоже могут привлечь в качестве свидетелей по делу с последующей трансформацией в обвиняемые. Сейчас нам с тобой находиться в Испании, на войне, куда безопасней, чем в Советском Союзе. Вот такие парадоксы и жизненные кульбиты.
– А ты меня по какому поводу сюда пригласил? Не в просветительских же целях? – спросил Донцов, внимательно прослушав комментарии Шмыги.
– И в просветительских тоже, – сказал тот. – Чтобы ты знал, куда двигаться, когда нет политической карты и руководящего идеологического компаса. СССР отзывает добровольцев под тем соусом, что республиканцы сами от них отказываются. Помощь от Союза оскудела якобы из-за морской блокады. Наши советники сворачивают свою деятельность и покидают Мадрид. Меня тоже отзывают. Через два дня я отсюда отчаливаю. – Он сделал паузу и в упор посмотрел на Донцова. – А вот насчет тебя никаких указаний не поступало. Причины мне неизвестны. Прибуду в Москву, постараюсь выяснить. Но приготовься к тому, что тебе придется выплывать из этого болота самостоятельно. Тебе деньги подвезли?