Читаем Испанская трагедия полностью

Вы думаете, к счастью для себя,Что вымысел представили мы вам,И это все обычная игра...<...>Сеньоры, знайте: я Иеронимо,Отец несчастный страстотерпца-сына.Я вышел, чтоб поведать свой рассказ,Не за игру плохую извиниться.<...>Как вам спектакль? Как эта сцена вам?<...>Как этой вам трагедии финал?(Акт IV, сц. 4, 76-78; 83-86; 89; 121)

Как скажет некоторое время спустя шекспировский Гамлет после своей бескровной пьесы-«мышеловки»:

Раз королю не нравятся спектакли,То, значит, он не любит их, не так ли?[477]

Герой Кида дважды предстает перед зрителем в роли судьи: в сцене осуждения на казнь Педрингано (акт III, сц. 6) и в эпизоде с просителями (акт III, сц. 13, 45-175).

Педрингано убил человека и был схвачен в момент совершения преступления. Его вина очевидна, и Иеронимо без колебаний приговаривает его к смерти (по закону). Свой приговор он сопровождает словами, буквально воспроизводящими трактовку мести в «Горбодуке»[478]:

Покуда я судья, царит закон:За пролитую кровь отдашь ты кровь.(Акт III, сц. 6, 35—36)

И немного далее:

Мы бы презрели Господа веленье,Оставив без расплаты преступленье!(Акт III, сц. 6, 99-100)

Таким образом, уже в этом эпизоде — то есть до «кризиса» (Murray 1969: 49), или «перелома в сознании» (Ross 1968: 37) героя, происходящего в монологе «Мне отмщение!», — мы видим не просто «несчастного отца злополучного сына»[479], но твердого в своих принципах человека, уверенного в справедливости земного суда, который осуществляется его рукой.

Если Бель-Империя с самого начала принимала решение отмстить за смерть Андреа (и, вероятно, была в этом руководима Местью), то Иеронимо оказывается вовлеченным в эту ситуацию мести не по своей воле.

Исследователи не раз отмечали значение трагической иронии в развитии внутреннего (трагедийного) сюжета пьесы, которое подчеркнуто предопределенностью развязки: «Персонажи неизменно заблуждаются относительно того, к чему приведут их действия» (Edwards 1959: LII). «Вторая любовь» поможет Бель-Империи отмстить за первую, но лишь ценой своей жизни. Жизнь, дарованная великодушным Горацио пленному Бальтазару, станет причиной его собственной смерти. Усилия Лоренцо по сокрытию тайны преступления с головой выдают его Иеронимо. Педрингано ждет от Лоренцо помилования, в то время как тот обрекает его на смерть. Монархи наслаждаются спектаклем, в котором убивают их детей.

Примеры можно множить, но интереснее вопрос: есть ли в пьесе персонажи, неподвластные трагической иронии? Оказывается, есть. Это те, кого мы ранее назвали авторами-режиссерами. Властители преисподней, Месть и Иеронимо. Последний с того момента, как обретает статус режиссера.

Но обретает он этот статус не сразу. Характер Иеронимо, единственный в действительности изменяющийся характер в пьесе, развивается по своеобразной параболе: покой — незнание — знание — сомнение — уверенность — месть — покой.

Покой. Иеронимо входит в пьесу как рассудительный и верный подданный короля и гордый отец доблестного сына. У елизаветинцев трудно найти другой драматический характер, который полнее, чем Иеронимо, воплощал бы правило Аристотеля относительно развития трагического характера: «от счастья к несчастью». Исходная точка для Иеронимо — невинность, душевный покой, уверенность, радость.

Незнание. Обнаружив злодеяние, Иеронимо сразу клянется отомстить. Он не понимает, кто и зачем убил Горацио, и эта неопределенность действует на него разрушительно. Привычный порядок, царивший в его мире, разрушен. Он едва удерживается от самоубийства. Останавливает мысль об отмщении. В отличие от Бель-Империи, он не строит плана мести, так как не знает, кому мстить. Враг неведом, но враг рядом. Иеронимо не доверяет письму: его хотят поймать в ловушку. Действовать преждевременно. Надо искать доказательства.

Знание. Получение доказательств вины сильных мира сего (племянника короля и принца) наносит ему новый удар: он вновь близок к самоубийству. Месть вновь отложена. Он ищет правосудия у короля. Враг мешает ему изложить дело королю. Сам справедливый судья, Иеронимо ставит под вопрос земную справедливость (правосудие).

Сомнения. Монолог «Мне отмщенье!» (акт III, сц. 13, 1—44) и решение отмстить за смерть Горацио.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кино между адом и раем
Кино между адом и раем

Эта книга и для человека, который хочет написать сценарий, поставить фильм и сыграть в нем главную роль, и для того, кто не собирается всем этим заниматься. Знаменитый режиссер Александр Митта позволит вам смотреть любой фильм с профессиональной точки зрения, научит разбираться в хитросплетениях Величайшего из искусств. Согласитесь, если знаешь правила шахматной игры, то не ждешь как невежда, кто победит, а получаешь удовольствие и от всего процесса. Кино – игра покруче шахмат. Эта книга – ключи от кинематографа. Мало того, секретные механизмы и практики, которыми пользуются режиссеры, позволят и вам незаметно для других управлять окружающими и разыгрывать свои сценарии.

Александр Митта , Александр Наумович Митта

Драматургия / Драматургия / Прочая документальная литература / Документальное