Испанские братья. Часть 1

«Дон Хуан Альварес…» — какая могла быть связь между именем его отца и мерзостным предметом, который они рассматривают? Что мог знать этот доктор о том человеке, о котором так мало знали его дети? Карлос, ошеломлённый и побледневший от волнения, остановился. Таким его и увидел доктор, когда он случайно повернулся в его сторону. Если бы доктор не проявил самообладания, он сам бы был немало напуган. Неожиданное появление человека, о котором только что шла речь, само по себе неприятно, тем более, если то, что говорилось о нём или о его близких, может стать опасным для жизни, если будет услышано.

Лосада вполне владел собой, произнеся обычное приветствие. Он спокойно спросил, его ли ищет сеньор дон Карлос, если да, то он надеется, что причиной этому не является недомогание кого-нибудь из членов благородного семейства.

Для Карлоса было облегчением сказать, что болен ребёнок его кузины, и мать этим весьма обеспокоена.

— Вы окажете нам большую услугу, если согласитесь сразу же прийти. Донна Инесс в большом беспокойстве.

Пообещав прийти, доктор повернулся к своему спутнику и почтительно извинился, что так скоро должен его покинуть.

— Притязания больного ребёнка не должны остаться без внимания, — ответил чужеземец. — Идите, сеньор доктор, пусть Бог благословит Ваше искусство.

Благородная осанка и обходительность речи чужеземца произвели на Карлоса впечатление. Какое он проявил понимание в отношении чужого больного ребёнка! Они вскользь взглянули друг на друга и разошлись, не подозревая, что их тропы ещё в этой жизни пересекутся.

Странное упоминание имени отца наполнило сердце Карлоса непонятным беспокойством. Он знал достаточно для того, чтобы значительно поколебалась вера в непогрешимость отца. Что, если ему предстоит узнать что-нибудь ужасное и необъяснимое, ну, например, что его судьба связана с судьбой разоблачённого еретика? В принципе, проклятое искусство магии и чародейства не так сильно отличалось от вполне легальных действий алхимиков, и необузданный в своей дерзости учёный легко мог перейти от одного к другому. У Карлоса появились основания считать, что его отец увлёкся алхимией, а может быть посвятил себя ей. Да, ему уже раньше приходила мысль, что найденное Эльдорадо окажется ничем иным, как философским камнем! Ибо кто получал возможность делать золото, мог по праву считаться открывателем Эльдорадо. Но в этот период внутренняя жизнь Карлоса была до того напряжённой, что все его мысли возвращались к этому. Поэтому он от всего сердца с тоской желал, чтобы тайна отца перешла к нему.

Суетной человек! То золото, которое он хотел иметь, и которое было ему так необходимо, нужно было искать в менее недоступном месте и уж никак не с помощью философского камня!

Глава VI. Дон Карлос забывается ещё больше

Тонкая паутина, сотканная из лжи…

Так пишут романы и принуждают людей действовать не по своей воле…

неблагодарная ложь!

(Р. Браунинг)

Карлосу стоило многих усилий и времени, чтобы избавиться от мыслей, возникших в нём после нечаянно услышанных слов Лосады. Наконец ему это удалось, вернее сказать, ясные глаза и обворожительная улыбка донны Беатрис сделали это за него.

Между тем известно, что за каждым сном следует пробуждение. Иногда по незначительному поводу развеиваются прекраснейшие видения, в которых мы играем роль могущественнейших повелителей и королей.

— Племянник дон Карлос, — сказал ему однажды дон Мануэль, — не пора ли тебе подумать о тонзуре[15]? Ты давно достаточно учён для твоего ордена, а в богатом доме скоро позаботятся об ужине.

— Очень верно, дядюшка, — побледнев, ответил Карлос, но я ещё не достиг канонического возраста.

— Но ты можешь добиться диспенсации[16].

— К чему такая спешка? Ещё есть время.

— Это не так непреложно. Я слышал, что пастор в Сан- Лукасе одной ногой стоит в могиле. Приход богатый, и я думаю, что знаю, куда надо обратиться за протекцией. Смотри, чтобы не убежала от тебя корова, пока ты ищешь верёвку!

С этими словами дон Мануэль удалился. Гонсальво до сих пор молча сидел на другом конце открытого дворика на диване, казалось, всецело углубившись в чтение первого романа на испанском языке под названием «Лацарилло Тормес». В этот миг он разразился неудержимым судорожным хохотом.

— В чём причина твоего веселья? — осведомился Карлос, устало обратив к нему свои большие печальные глаза.

— Ты сам, амиго мио! Своим видом ты можешь рассмешить даже самого мрачного из святых в кафедральном соборе! Вот он — живое воплощение отчаяния и безысходности! Поднимись с колен, мой милый! Чего ты хочешь? Ты хочешь иметь желаемое, или навсегда упустить свой шанс и потом сидеть и плакать, что, дескать, было не суждено? Ты хочешь быть церковником или мужчиной? Выбирай, ибо быть и тем, и другим невозможно!