Испанский сон

– Я поражаюсь самообладанию тиранов, – сказал он через какое-то время. – Мне прислали какую-то несчастную пленку – и, пожалуйста, я уже псих. А представляешь себе обстановку в сталинском Кремле? Это при том что вот таких ма-аленьких микрофонов еще не было.

– Не думаю, что это было такое уж самообладание, – заметил Филипп. – Из-за таких вещей, если они повторяются постоянно, всякий со временем сделается маньяком. Это счастье, если в результате у него вообще не останется времени на дела. Потому что все-таки остается – и дела получаются соответствующие, кривые. Но почему ты говоришь о сталинском Кремле?

– Потому что по такой логике нужно говорить и вовсе не о Кремле. Этак выходит, любое место, где власть или деньги, прямо-таки патогенно.

– А это так и есть.

– В таком случае, кто же выигрывает? – вопросил Вальд. – То, что не самые умные – установлено ранее; не самые толстокожие, так как все равно сделаются маньяками… Короче, самыми какими нужно быть нам?

– Ты же веришь в Бога. Разве мы можем стать иными, нежели нас замыслил Господь?

Вальд поморщился.

– Кесарю кесарево, – сказал он.

– А говорят, всякая власть от Бога.

– Странно слышать такое из уст неверующего.

– Нет, не странно, – сказал Филипп. – Власть штука особая; я немало о ней поразмышлял. Хочешь, поделюсь соображением?

– Не знаю.

– Это ценное соображение, – сказал Филипп. – Я придумал его сидя в подвале и затем еще раз уверился в нем во время последней речи г-на А. Помнишь г-на А.?

– Помню. Давай соображение.

– Называется «экономика отъема». Блага, подлежащие отъему, могут быть разными; для краткости я веду речь о денежном эквиваленте.

– Ну.

– Некий хозяин (то есть, облеченный властью человек) отнимает у толпы деньги. Зачем? А затем, чтобы разделить их на три потока: 1, 2 и 3.

– Понял. Дальше.

– Дальше так. Первый поток идет самому хозяину. Я имею в виду личное потребление. Утехи, дома.

– Тоже понял.

– Второй поток идет бедным людям. Наконец, третий, самый главный поток, идет на злые дела.

– Именно на злые?

– Исключительно. Он, правда, распределяется иерархически; основная денежная масса, видно, идет на устрашение, поддержку устрашения, пропаганду устрашения и так далее, но кто же будет бояться, если кое-какое зло не творится в натуре? Поэтому на вершине потока зло; и общее назначение потока зло. А знаешь, зачем это зло?

– Ну, зачем?

– Затем, что если не будет этого зла, никто не отдаст хозяину денег, чтобы давать бедным и себе оставлять, то есть он просто лишится власти. Так вот, вся разница между Вуем и хвалеными демократиями исключительно в пропорциях. Власть – это третий поток ради первого. Второй поток остаточный – чтобы с голоду не подохли… но он тоже должен быть, ведь бедные – это масса, конечные потребители; без бедных не будет и богатых, которым власть вообще не нужна; по последней причине хозяин ненавидит богатых, но без них ему никак – отнимать будет не у кого.

Филипп помолчал и добавил:

– Между прочим, этими весьма простыми категориями легко иллюстрируется превращение в маньяка. Если ты внимательно слушал, то заметил, что зло для хозяина лишь инструмент; сам хозяин может быть не таким уж и злым человеком. Но вот зло из инструмента становится целью – вначале чуть-чуть, грань очень тонкая… потом больше… и вот ты и злодей. Насколько позволит толпа, конечно. В хваленых демократиях приходится ухо востро держать… а у нас – на всю катушку.

– Знаешь, – сказал Вальд, – когда я был маленьким, мне очень хотелось быть поглавнее.

– Маленьким всем хочется.

– Но большим, кажется, тоже. Тебе бы хотелось?

– Любым способом поглавнее, – уточнил Филипп, – или конкретно власти? Учти, под властью я имею в виду именно то, что построено по описанной мною модели.

– Да, вот ее – хотелось бы?

– Ни за что.

– Боишься делать зло?

– Не знаю; может быть. Ведь это… Тяжела ты, шапка Мономаха! – так вот, мне кажется, она действительно тяжела. Поэтому когда я говорю «власть от Бога», я просто имею в виду, что мало кто выдержит этот режим… а потому и предлагаю тебе, не умножая сущностей и проблем, побыстрее звать Виктора Петровича. Все равно отдаваться; зачем же ждать?

Они помолчали.

– Déjà vu, – сказал Вальд. – Да не просто vu, а так и было: с красивыми рассуждениями ты тянешь нас в это болото… и жену уже сплавил, в точности как тогда…

– Было совсем не так, – возразил Филипп. – Если восстановить события, то сегодняшнее началось – знаешь когда? Когда я вернулся из поездки и ты, вместо того, чтобы дать мне поспать, заставил меня звонить Эскуратову. Время собирать камни, – пожал он плечами. – Хочешь, жди… Только чего? – тоже багажника?

Вальд молчал.

– И что касается Аны, то это тоже не так, – добавил Филипп. – Я ее не сплавлял… разве я не говорил тебе? Ей просто предложили работу.

– Да? – удивился Вальд. – Какую?

– Не знаю.

– Как ты можешь не знать?

– Вот так и могу; какая-то работа вроде той, что была… они собирались в такой спешке… Ты представляешь, Марина уехала вместе с ней.

Вальд почесал репу и вздохнул.

– Ладно. Что будем делать?

– Я все сказал.

– Что ж, ты победил. Только…

– Только что? – улыбнулся Филипп.