Исполнение желаний (СИ)

— Но ты мог рассказать хоть что-нибудь. Я полагаю, все они невероятно богаты и успешны, у некоторых из них достаточно денег и власти, чтобы заправлять делами всей Западной Европы. Или… Господи, возможно, именно этим они и занимаются, только никто этого не замечает…

У Шерлока был такой вид, будто он едва сдерживал смех, хотя напряжение не покинуло его полностью.

— Ты понимаешь, что говоришь это вслух? — спросил он, выводя за собой Джона из переполненной шумной комнаты в другую, безлюдную.

Они оказались в большом зимнем саду, заполненном самыми разными растениями, вдоль стен и в центре были установлены каменные скамьи. По углам из подвесных кашпо свешивались зелень и цветы, после жары и духоты гостевой залы здесь царила приятная прохлада.

Бросив шарф и пристроив опустевший стакан на скамью, Уотсон едва успел отметить, что окна были со вкусом украшены гирляндами, светившими белыми огоньками, и подумать, что это сделала Мел — это было бы как раз в её духе, как Холмс отпустил его запястье, будто кожа Джона его обжигала, и быстро проговорил:

— Послушай, извини меня.

— За что? — доктору казалось, что он уже знает ответ, но если когда ему и была нужна полная ясность перед трудным разговором, то именно теперь.

Шерлок махнул рукой в сторону комнаты, которую они только что покинули.

— За то, что вся моя семья, кажется, думает, что мы… мы…

— Что мы трахаемся?

— Да, именно так. Прости. Если ты хочешь уехать, то всё в порядке. Я вызову такси, и ты ещё успеешь на последний поезд в Лондон, а я придумаю причину, почему тебе пришлось…

— Шерлок, постой, — Уотсон почти лишился дара речи, сначала оттого, что услышал, как Холмс извиняется, а затем — как планирует за него остаток вечера, но теперь он взмолился.

— Притормози, пожалуйста. У меня от тебя голова раскалывается. Почему бы мне хотеть вернуться в Лондон?

— Потому что все, — Шерлок снова взмахнул рукой, указывая на залу, заполненную ужасно умными, слегка странными, но очень милыми людьми, составляющими семью Холмс, — все без исключения в той комнате думают, что мы пара. На самом деле даже ты должен был заметить этот очевидный факт. Когда такое происходит в Лондоне, тебе обычно становится неловко, и ты часто разубеждаешь тех, кто так считает. Я решил, что тебе покажется грубым, встать посреди залы и объявить всем присутствующим, что они заблуждаются, и слишком смущающим — притвориться, что их ошибочное предположение верно, поэтому я решил, что ты захочешь уехать. И ты можешь это сделать, ты не обязан оставаться.

— Ну, начнём с того, что я не хочу уезжать. И, чёрт возьми, разумеется, я заметил, спасибо тебе большое. Оскорбляя меня, ты не решишь проблему, знаешь ли, — вздохнул доктор. — Господи, да расслабься ты.

На скулах Холмса загорелись пятна румянца, резко контрастирующие с его обычной бледностью; Уотсон вдохнул полной грудью прохладный, насыщенный ароматами воздух. Шерлок развернулся и принялся возбуждённо прохаживаться туда-сюда. Глядя на это, Джон отчётливо вспомнил запах хлорки и то, как детектив чесал голову дулом заряженного пистолета, а доктор смотрел на него, хотел забрать оружие, но слабые, как переваренные спагетти, ноги ему отказали.

— Так почему все думают, что мы вместе? Я бы ещё понял, если бы в заблуждение впали один-два человека, но вся твоя семья? Кто-то рассказал другим что-то такое? — Холмс не ответил, и Уотсон решил повторить. — Шерлок, мог кто-нибудь…

— Я и в первый раз тебя услышал, — детектив прекратил метаться, но никак не осмеливался встретиться с Джоном глазами. — Майкрофт, конечно. Говнюк Майкрофт, которому нечем больше заняться, как совать повсюду свой дрянной нос и всё портить.

— Шерлок.

Холмс очень редко использовал ругательства, и не потому, что стремился быть вежливым или соблюдать правила хорошего тона, но он всегда считал брань признаком обеднённой лексики, так что Уотсона шокировали не сами грубые слова (в армии он и не такое слышал), а то, из чьих уст они прозвучали. И теперь Шерлок уставился в дверной проём с таким возмущённым и решительным видом, словно намеревался пойти и проткнуть старшего брата его собственным зонтиком.

— Шерлок, — ещё раз произнёс Джон, встав с другом лицом к лицу и заставив его посмотреть на себя. — Если допустить, что это не одна из его слишком тонких и малопонятных шуток, то зачем Майкрофт сказал всей семье, что я твой бойфренд?

— Потому что, — проговорил Холмс с горечью, всё ещё поглядывая на брата поверх головы Уотсона, — он уже несколько месяцев наседает на меня с этим. Потому что он лукавый, коварный, бессовестный толстяк, и я прикончу его.

Джон поймал Шерлока за руку и остановил, когда тот дёрнулся по направлению к двери.

— Ну, это как раз примерно то, что пытается сделать большинство людей на общесемейном праздновании Рождества; разумеется, это не отсылка к моему собственному опыту. Но прежде чем ты его убьёшь, не мог бы ты пояснить, с чем именно он на тебя наседает? Просто чтобы я знал, по какой причине мне придётся вносить за тебя залог в полицейском участке?