Иногда доктор позволял себе пофантазировать о том, как он целует своего соседа. По правде говоря, скорее часто, чем иногда. Теперь же им овладела мысль, что полные, идеально очерченные губы Шерлока будто созданы для того, чтобы их целовать часами напролёт, сидя в обнимку на диване и тиская друг друга, как подростки. Но следом он представил, что будет, если долговязый и неприступный Холмс не позволит поцеловать себя, а для этого ему достаточно стоять прямо с высоко поднятой головой — и Уотсон в таком случае остался бы стоять на цыпочках, как полный идиот.
Но Шерлок не вытянулся в полный рост, напротив, он наклонился, не оставив и воспоминаний о горделивой осанке: спина его согнулась так, что Джон лишь немного приподнял лицо — и их губы встретились.
Первая попытка прижать один рот к другому была немного неловкой: они столкнулись носами, склонив головы в одну сторону, и поцелуй пришёлся не столько в губы, сколько в подбородок, после чего Шерлок нетерпеливо зарычал, обхватил прохладными руками лицо Джона и со второй попытки поцеловал его как следует.
Губы Шерлока были тёплыми и мягкими, мягче, чем могло показаться на глаз, а доктору слишком часто приходилось наблюдать, как они сжимаются в узкую кривую полоску, когда детектив жаловался на заполонившие мир скуку и глупость. Джон осторожно втянул край нижней губы Шерлока, и тот немедленно приоткрыл рот ему навстречу, мимолётно скользнув кончиком языка по джоновым губам, сразу впустившим изучающий и поддразнивающий язык. Уотсон тихо застонал, Холмс оторвался от него, анализируя вкус.
— Что ты пил?
Шерлок обвил одной рукой его талию, привлекая партнёра к себе, и Джон поддался искушению прижаться щекой к ладони, всё ещё касающейся его лица, прежде чем ответить:
— Кайпиринья. Со слов Эвандера, все на него переключились после мохито.
— Пожалуйста, не упоминай Эвандера хотя бы сейчас, — проворчал Холмс и наклонил голову, чтобы ещё раз поцеловать Уотсона, но тот заговорил:
— Я думал, ты сам всё определил по моему стакану.
Шерлок бросил взгляд через плечо Джона на его наполовину забитый тающим льдом и ломтиками лайма стакан, оставленный на одной из каменных скамеек.
— Я… нет, я не заметил.
Такая рассеянность могла сказать о многом, а затем Шерлок вновь прижался губами ко рту Джона и закрыл глаза. Детектив был так поглощён их разговором, что перестал наблюдать и замечать — и это говорило об очень-очень многом, но доктор не собирался портить момент, занимаясь отвлечённым анализом.
На этот раз губы обоих раскрылись ещё до соприкосновения, и поцелуй получился откровенно жадным: жарким, глубоким, нетерпеливым, недвусмысленно обещающим секс, порождающим в воображении яркие картины, из-за которых колени Уотсона задрожали. Он вслепую попытался нащупать стену или скамью, чтобы к чему-нибудь прислониться.
Внезапно Шерлок двинулся на Джона, и на мгновение тот испугался, что Холмс пытается его оттолкнуть, но потом понял, что его вынуждают отступать, крепко удерживая за бёдра, пока зад не упёрся в край одной из скамеек. Джон охотно прислонился к ней, одной рукой обхватил своего соседа за шею и, наслаждаясь подрагиванием его ресниц, заставил наклониться за ещё одним жадным поцелуем, запустив другую руку Шерлоку под пиджак и комкая его рубашку.
Когда Холмс передвинулся, чтобы прикусить Уотсону мочку уха и покрыть горячими поцелуями его шею; доктор откинул голову, подставляя под жаждущий рот как можно больше обнажённой кожи и жалея, что он недостаточно высок. С тех пор как они с детективом съехались, ему часто приходилось убеждать себя, что он вовсе не коротышка. Да бога ради, 175 см — средний рост британского мужчины, а он всего лишь чуточку ниже, и не его вина, что он живёт с длинноногим жирафом, чья худоба заставляет его казаться ещё выше, чем он есть на самом деле.
Застигнутый этой мыслью, Джон ухватился за край скамьи и начал приподниматься, чтобы усесться на её спинку. Очевидно, Шерлока посетила та же идея, потому что он крепко сжал задницу Джона и попытался ему помочь, но вместо этого столкнулся зубами и получил от партнёра случайный удар коленом в бедро. Только мгновенная реакция и гибкость Холмса помогли уберечь более чувствительную часть тела от выведения из строя на весь остаток вечера, и когда Уотсон выдохнул с раскаянием в голосе: «Прости! Господи, извини, я не хотел…» — Шерлок издал смешок, придвинулся ближе, разведя колени Джона в стороны и втиснувшись между ними.