Исполнитель

– Я сказал, что думал. Более того, я сказал правду. Если нам не позволят быть вместе, значит, этот мир несправедлив, и никому не нужен.

– И что ты намерен делать?

– А ничего. Можно носить нектар в улей, но не в гнездо шершней. Если её не будет, я прерву этот круг, своей волей.

– Но ты будешь за это наказан. Ты попадёшь в Нижние Миры. Вплоть до небытия.

– Не имеет значения. Если этот мир в основе своей несправедлив, значения не имеет абсолютно ничего.

Словно ветерок пробежал по верхушкам старых деревьев, сочные плоды зашлёпали там и тут. Фигура матери начала отступать, дальше, дальше…

– Будь счастлив, сынок… Постарайся…

…

Первей открыл глаза, разом порвав завесу сна, словно вынырнув из глубокого омута, где сдавливало грудь толщей воды. Над ним склонился иконный лик с распахнутыми во всю ширь глазами.

– Не говори ничего, не надо. Скажи только одно - ты снова видел её?

– Кого её?

– Твою мёртвую жену.

Первей смотрел в распахнутые глаза прямо и неподвижно.

– Нет, госпожа. Сейчас я видел во сне свою матушку.

…

Солнечные лучи били в высокие застеклённые окна боярского терема, играли разноцветьем огней в венецианском стекле, весёлыми зайчиками отскакивали от начищенного серебра, маслянисто отсверкивали от золота. Стол ломился от снеди, как на свадьбе. И боярыня была сегодня хороша, как никогда, в ало-золотом расшитом одеянии, подчёркнуто перетянутом в талии пояском, и из длинных широких рукавов, нелепо свисающих по местной моде, по локоть выглядывали обнажённые белые руки, гладкие и нежные, с длинными тонкими пальцами, не натруженными тяжкой работой, прялкой или шитьём - пальцы, созданные для поцелуев, унизанные перстнями. Мановением этих пальцев вдова отослала двух девок, прислуживавших за столом.

– Так что ты мне ответишь, Первей Северинович?

Рыцарь помедлил ровно столько, чтобы набрать в грудь воздуха.

– Не гневайся, госпожа боярыня. Я не могу сделать тебя счастливой, а делать несчастной не хочу. Прости меня, если можешь.

Боярыня смотрела ему в глаза не мигая, затем взгляд её потух, опустились ресницы.

– Ну что ж. Видать, не судьба - она тяжело вздохнула - Бог с тобой, рыцарь, ступай себе с миром. Живи с мёртвой, коли тебе так глянется.

Первей молча встал, пошёл собираться. Сказано ясно, чего там…

– Она хоть какая из себя была, слушай?

Рыцарь остановился на пороге, чуть помедлил, обдумывая ответ.

– Красивая была. Чёрные громадные глаза, колдовские, и коса чёрная, толстая, как корабельный канат. И грудь…

– Да неужто я хуже?

Первей улыбнулся.

– Не хуже, госпожа. Просто другая. А она - моя.

– Гнедко, Гнедко-о-о… Ух ты мой хороший, ух ты мой славный…

Конь радостно заржал, не в силах сдерживать радость от встречи с любимым хозяином. Первей тоже ржал бы, если б умел. Последняя родная душа у него осталась на этом свете - конь этот.

– Так что всё в полной сохранности, господине - разбойничья рожа Вараввы перекосилась, изображая улыбку - И гулять выводили, а как же. Можно хоть сейчас в седло. А ты сомневался, господине. У Вараввы любое добро хранить надёжней, нежели в великокняжьей казне. Только денежки платить надобно.

– Меня тут чуть не убили, прямо возле ворот твоих - искоса глядя, произнёс Первей.

– Что там за воротами, я не ответчик, то печали великого князя. А здесь я хозяин, и всякий постоялец у меня в целости беспременно, покуда денежки платит.

– Ладно, убедил - рассмеялся Первей - Сколько с меня за постой?

– Ровно сорок восемь рубликов, господине - рожа Вараввы перекосилась ещё сильнее, обозначая полное радушие: сумма была громадной - Только не надобно всяких колдовских штучек, наслышан я уже… Ежели что, вам отсюда не выбраться, можете мне поверить.

– Держи - Первей отсчитал требуемую сумму без звука - Да не зазнавайся, почтенный. Скажу тебе прямо: ежели б ты не сохранил мне Гнедка, так все твои угрозы мне - тьфу! Ты сам бы меня отсюда вывел, и коня, и денег дал на дорожку, сколько смог бы собрать. А так - спасибо тебе с поклоном, и да минует тебя рука палача.

– Вот за это спасибо, господине - ничуть не испугался Варавва - Вот за палача особое спасибо. Очень, господине, хотелось бы миновать… Да все под Богом ходим, как миновать-то?

…

Конь шёл своим неповторимым скользящим шагом, буквально баюкая всадника, но сегодня уснуть в седле Первей не боялся. Он думал.

"Здравствуй, рыцарь. Здравствуй, мой родной"

Рыцарь так сжал бока коня и натянул поводья, что Гнедко обиженно всхрапнул - больно же, чего ты, хозяин, сдурел?

"Ты вернулась"

Короткий бесплотный смешок. Такой знакомый, родной, неповторимый…

"Меня вернули"

Первей помолчал, переваривая.

"Тебя забрали… от меня не по твоей воле?"

Бесплотный вздох.

"По моей, мой милый. Я сделала всё, чтобы ты мог быть счастлив, и попросилась уйти. Я не хотела…"

"Ясно. Не хочешь девчонку, получай боярыню. Даже самая умная баба - дура, не потому, что дура, а потому, что баба"

Бесплотный вздох.

"Ты прав, рыцарь. Ты опять прав. Я дура, и отрицать это бессмысленно"

"Строго говоря, за такие вещи тебя следовало бы выпороть по голой заднице, задрав юбку. Но отложим это до того момента, когда у тебя будут юбка и задница"