Испорченная кровь

Миша не в состоянии был понять эту полицейскую иронию, и Кизель объяснил ему, в чем дело.

— В комитет, членом которого стал ваш папаша, входят также князь Карел Шварценберг и граф Войтех Шенборн. А вы, дуралей, подаете в тайную полицию донесение о таком в высшей степени почтенном предприятии, на которое сам государь император дал свое всемилостивейшее согласие!

Мише показалось, что день померк.

— Признаю свою ошибку, — тихо сказал он. — Но вы, господин Кизель, не имеете права оскорблять меня.

— Ну ладно, не имею, — отозвался тот, пряча в портфель Мишин рапорт. — Извините.

— Это было глупо с моей стороны, — продолжал Миша. — Верните мне, пожалуйста, донесение.

Но Кизель, словно не слыша, запер портфель ключиком, который носил в жилетном кармане.

— Вы славный малый, хотя иной раз и промахиваетесь, — сказал он. — Но выше голову и продолжайте в том же духе.

— Господин Кизель, прошу вас, верните мне это донесение, — повторил Миша.

Кизель задумчиво почесал пальцем нос, потом рассмеялся.

— Ах, вот оно что! — сказал он. — Боитесь, как бы я не использовал этот редкостный документ против вас? Мой милый наивный друг, да зачем мне это и что мне с вас взять? Чтобы скомпрометировать вас, — хотя один бог ведает, кому это нужно, — у меня в руках столько материала, что одним рапортом больше или меньше не играет никакой роли.

— Верните мне, пожалуйста, донесение о чешском банке, — в третий раз попросил Миша.

— Ну, для вашего спокойствия и чтоб вы видели, как я к вам хорошо отношусь, — проговорил Кизель и, отперев портфель, подал Мише бумагу. — Но вы должны работать лучше, молодой человек. Все ваши донесения я знаю наперед, вы повторяетесь, работаете вхолостую. Не станете же вы уверять, будто у вас в университете ничего не делается и студенты болтают одно и то же. Думайте о своей цели, о своих намерениях. Кто хочет стать немцем, не родившись им, должен заслужить это. Стать немцем — значит стать сонаследником огромной культуры величайшей и просвещеннейшей нации в мире. Ради этого стоит постараться, правда?

Он похлопал Мишу по плечу и проводил до дверей. Однако ни похлопывание, ни утешительные слова о германской просвещенности, которыми Кизель постарался кое-как сгладить свою грубость, не могли вывести Мишу из крайне угнетенного состояния. Вернувшись домой, он лег одетый на кровать и погрузился в глубокую, бездумную апатию.

5

Из всех Мишиных родных одна тетя Бетуша обратила внимание на его молчаливость, она одна угадала, что он чем-то терзается. Несколько раз она просила Мишу поделиться с ней своим горем, но тщетно. Миша уверял, что все у него хорошо, как никогда, просто он немного переутомился и потому плохо спит. И в самом деле, спал он плохо. Иной раз ночами, когда старую пани Вахову мучили сердечные приступы и Бетуша вставала, чтобы поставить ей холодный компресс на грудь, она, переждав приступ у матери, подходила к Мишиной двери — и всякий раз слышала, как он беспокойно ворочается в постели и вздыхает. А порой он вовсе не ложился, все ходил по комнате из угла в угол. Это было печальное время; в квартире Бетуши воцарились безнадежность и уныние. Миша бледнел и худел, а пани Вахова, хотя ей еще не исполнилось шестидесяти, говорила только о близком прощании с этим бренным миром и скором свидании с покойным мужем, доктором прав Моймиром Вахой. Бетуше действовала на нервы привычка, приобретенная матерью в последнее время, — садиться на край стула, словно она каждую минуту готова была встать и уйти куда-то.

— Господи, маменька, почему вы не сядете как следует?! — восклицала Бетуша, ломая руки, и маменька с виноватой миной усаживалась как следует, но стоило дочери отвернуться, снова передвигалась на самый краешек стула.

Как-то Бетуша нашла у Миши на ночном столике коробочку сильного снотворного и решила сказать Борну, до чего беспокоит ее состояние Миши. Борн только засмеялся.

— Хотел бы я знать, чего еще не хватает Мише! Денег — сколько требуется, хорошая, тихая квартира, милейшая хозяйка, портного я ему оплачиваю отдельно, одет он как на картинке, в обществе имеет успех — многим ли молодым людям в Австрии живется, как ему? Я всегда его баловал и правильно делал, — он хороший мальчик и очень меня радует. А что у него тайная печаль — так это в порядке вещей! Какой же юноша не бывает хоть раз в жизни несчастливо влюблен!

— Значит, вы с ним не поговорите? — в справедливом гневе спросила Бетуша. — Не спросите о тайне, не протянете руку помощи, не побеседуете с ним, как мужчина с мужчиной, как отец с сыном?

— Да я ведь с ним постоянно беседую, — уже раздраженно сказал Борн. — И пожалуйста, не поднимайте панику. У меня и без того довольно забот.