Испорченная кровь

— Что ж, бывает, и ошибешься, — стиснув зубы, ответил Карел.

— Все мы совершаем ошибки, — сказал Гафнер. — И потому всем нам грозит тюрьма, горе и смерть. Это я вам тоже сказал, когда вы просили работы для дела социализма. Люди делают ошибки и должны уметь нести их последствия. А теперь идите, Павлик следит за вами. Не оглядывайтесь. Не старайтесь от него скрыться, теперь уже все равно.

И он заковылял дальше, надломленный, седовласый, старый человек.

Дома Анка готовила свадебный ужин.

3

Ячейке Карела и Пепы было поручено установить и поддерживать связь с членом партии, каменщиком Леопольдом Вильдермутом, после введения чрезвычайного положения высланным из Вены по месту рождения, в Тульн на Дунае. Предложил это Пепа, потому что знал Вильдермута и знал Тульн, где работал год назад, когда там перестраивали ратушу. Центр утвердил предложение и поручил ячейке, чтобы кто-нибудь из ее членов съездил к Вильдермуту и сообщил ему адрес, по которому тот может, если ему понадобится, сообщить что-нибудь в центр. Вильдермут же пусть найдет в Тульне надежного человека, на адрес которого можно будет посылать ему письма из Вены.

Анку не покидала тревога, потому что в последнее время Карел и Пепа почти не бывали дома, каждый вечер пропадали на тайных собраниях, и хотя уверяли ее, что все это совершенно безобидно, она вся так и замирала — вдруг забарабанят в дверь и именем закона потребуют отворить… И все-таки она была рада, что Пепа едет только в Тульн, до которого от Вены рукой подать, и только к Вильдермуту, которого она и сама знала не хуже брата. То, что цель поездки брата была ей известна, снижало в ее представлении связанные с этим предприятием опасности.

Пепа отправился с утра, клятвенно заверив сестру, что вернется вечерним поездом, прибывающим на вокзал Франца-Иосифа в половине десятого, так что дома он будет самое позднее в половине одиннадцатого.

Но пробило одиннадцать, а Пепы нет как нет. Карел был бледен; сам нервничая, он тщетно уверял Анку, что с Пепой ничего не могло случиться, потому что ездить в Тульн на прогулку никому не запрещено, и хотя Вильдермут выслан из Вены, это еще не значит, что его нельзя навещать. Наверное, Пепа опоздал на поезд или Вильдермут, человек гостеприимный и славный, оставил его ночевать, и он приедет завтра утром.

Так говорил Карел, но Анка не верила его словам.

— Я ему шесть яичек вкрутую сварила, — всхлипывая, проговорила она.

— Ну и что ж? — сказал Карел. — Что ж тут незаконного — взять с собой вареные яйца?

Категории законного и незаконного в последнее время крепко засели у него в голове.

— Я знаю, что тут ничего такого нет, — отозвалась Анка, — но когда я укладывала их в сумку, то на дне приметила какой-то сверток. «Что это?» — спрашиваю, а он: «Да так, ничего». — Тут Анка повысила голос. — Как так ничего? Кто же носит в свертке ничего? Было что-то в том свертке, и из-за этого он попал в беду, и ты прекрасно знаешь, что там было, и я тоже хочу знать!

Карел, конечно, знал и хмуро ответил, что там были газеты.

— Ну, кончено дело, — упавшим голосом сказала Анка. — Газеты! Могу себе представить, какие газеты. Признайся — «Фрайхайт»?

Карел кивнул. Да, «Фрайхайт».

Услышав это, Анка, вне себя от тревоги, вскочила и, повязав косынку, заявила, что идет искать Пепу, но, сообразив, что не знает, где искать, замерла посреди комнаты, вглядываясь во тьму за окном, потом легла как была — одетая, с косынкой на голове, на неразобранную постель и долго лежала ничком, широко раскрыв глаза и не отвечая Карелу, который, потрясенный ее немым отчаянием, пытался как-то ее утешить.

Они не спали всю ночь. В шестом часу утра раздался тот самый стук в дверь, которого они так боялись, и приказ отворить. Два сыщика пришли с обыском. Они перевернули вверх ногами весь дом и пристройку, простукали стены и пол, выбросили все вещи из коробок и ящиков. Когда уже начало светать, появился Павлик с трубочкой в зубах и с каким-то свертком под мышкой.

— Ничего? — спросил он и, получив подтверждение, приветливо посмотрел на Карела и Анку.

— Простите за небольшое беспокойство. Ничего не нашли — и ладно, я сам рад.

— Где мой брат? — спросила Анка.

— Вот уж не могу знать, — ответил Павлик. — Да, не забыть бы, хозяюшка, не его ли это вещички? Или, может, вашего супруга?

Он развернул пакет — в нем были башмаки, которые в прошлом году Карел и Пепа сбросили, удирая от полицейских.

— Нет, — ответила Анка; она еле заметно побледнела, но бровью не повела.

— Так я и думал, — сказал Павлик, закуривая трубку. — Ну, ребята, можно идти. А кстати, господин Пецольд, нет ли у вас на теле шрама от пули? Ах да, я ведь уже спрашивал вас, вы сказали, что нет.

— Ничего я не говорил, — возразил Карел. — А что тут незаконного, если и есть? У меня шрам на ноге, в детстве поранился.

— В детстве? — повторил Павлик. — Пожалуй, этот шрам заинтересует врача, когда дело дойдет до этого. А пока честь имею кланяться.

Едва сыщики ушли, Анка молча принялась наводить порядок в комнате.

— Пепа вернется, — сказал Карел.

— Нет, никогда больше не слыхать мне, как он свистит.