Испорченная кровь

Недобыл в ответ назвал ее баронессой фон Пусткарман, которая попала к нему в дом, как мышь в амбар с крупой, надутым ничтожеством, которое не понимает, на чем держится; какой прок ему, Недобылу, от того, что ее папенька пишет книги в дорогих переплетах, а дед лечил государя императора, ежели сама она, Мария, умеет только транжирить деньги, бренчать на своей арфе да наряжаться и раскатывать в экипаже? Она не только не принесла в дом ни гроша, она пальцем о палец не ударила, чтобы сберечь и сохранить его, Недобыла, состояние, она только валяется на диване, возится с детьми, командует прислугой да сосет конфетки, а когда ее мужа постигла ужасная катастрофа, то есть когда обвалился дом, в который он вложил весь свой капитал, ей это было трын-трава, у нее одна забота — чтобы папенька не понес урона, а он, Недобыл, пусть хоть с голоду подыхает, ее это не трогает, главное, чтобы папеньке ни в чем не пришлось себе отказывать и он мог спокойно жиреть на деньги, которые не заработал.

Так потчевали они друг друга любезностями и кричали, до того распалившись гневом, что не заметили четырехлетнего Мефодия, который стоял в дверях, маленький, пухлый, и в испуге выслушивал злобный и непонятный обмен мнениями. Они замолчали лишь, когда ребенок прервал их диалог горьким плачем, — ему показалось, что отец сейчас вцепится своими сильными пальцами в белокурые волосы матери и побьет ее.

С этой безобразной сцены началась открытая вражда между супругами, принявшая затяжной характер, потому что Недобыл не уступил, и что бы ни говорила Мария, как бы ни упрекала она его, продолжал выплачивать ее отцу лишь половинное пособие, да еще пригрозил, что если она не будет, как он выразился, ходить по струнке, то он может рассердиться и вообще перестанет давать деньги старику.

В 1880 году у Недобылов было уже трое детей: четырехлетний Мефодий, Теодор, годом младше его, и шестимесячный Виктор. Нечего и говорить, что это были дети не любви, а насильничества Недобыла и покорности Марии. О двух других детях, Эмане, родившемся в 1883 году, и Барче, или Бабиле, которая появилась на свет четырьмя годами позже, можно без преувеличения сказать, что их и не было бы, если б Недобыл не угрожал Марии, что оставит ее отца без куска хлеба.

И все же Мария любила всех своих детей без различия и, согласно своему давнему намерению, стремилась воспитать в них гордый и твердый характер, стараясь, чтоб они как можно меньше напоминали отца. Мы уже высказывали мнение соседей, будто Мария больше походила на старшую сестру своих детей, чем на их мать, и основанием для этого была не только ее внешность — она бегала со своими подрастающими сыновьями по саду, играла с ними в прятки и в индейцев, делала школьные уроки, а они зато держали ее сторону против отца. С отцом мальчики были вежливы, называли его «папенька», говорили «да, папенька», «нет, папенька», «пожалуйста, папенька», но в их глазах, устремленных на него, были страх, отчуждение и враждебность.

— Ты их настраиваешь против меня! — попрекал Недобыл Марию.

Мария отвечала, что ей незачем делать это, Недобыл и сам, как может, настраивает их против себя. Зачем он продал выездных лошадей, которые были такой отрадой для мальчиков? За это она упрекала его чаще всего. Слыхали ли когда мальчики слово одобрения, похвалы от отца? Мефодий отлично играет на скрипке, — а что об этом говорит ему отец, кроме того, что это зряшная трата времени? Не стыдно ли ему, Мартину, видеть, в чем ходят его дети? И как может она, Мария, одевать их, если рождается ребенок за ребенком, а он ни гроша не добавляет ей на расходы? Гане Борновой за двух сыновей муж подарил два прекрасных кольца, а что подарил Марии Мартин за пятерых детей? Кулька дешевых конфет не купил!

На ее жалобы, что он дает ей мало денег, Недобыл с нудным однообразием отвечал, что у нее самые нелепые представления о доходности его предприятий. В магистрате сидят люди, которым он платит, которые от него зависят, а как они себя ведут? Голосуют, как выгодно Герцогу, тот набивает себе мошну, а он, Недобыл, глядит да облизывается. Да еще придется теперь, хочешь не хочешь, Крендельщицу сносить и строить шикарное здание в Гибернской улице, на месте двух домов, купленных им на слом, отчего он разорится вконец, завязнет в долгах; с каким удовольствием послал бы он ко всем чертям это проклятое извозное дело, от которого одни убытки, и ушел бы на покой, но сделать этого он не может, потому что для него, Недобыла, нет отдыха, он должен работать до упаду, как вол, чтобы тащить на себе два дома, свой и тестя. А тут еще съемщики не платят за квартиру, потому что все они сплошная голь; расходы на ремонт превышают доходы, и вообще все катится под уклон.