Испорченная кровь

Миша все еще не понимал, чего от него хотят, и тогда Фейфалик объяснил ему наставительным тоном, каким говорят с безнадежными тупицами, что старочехи сидят у дверей, а младочехи, которые по своей похвальной привычке всегда норовят урвать лучшие места, обосновались у окон; и значит, если Михаил Борн — старочех, то ему нечего делать у окон.

Ого! Видно, Миша за годы своей изоляции в стенах Серого дома оторвался от своеобразия чешской жизни больше, чем сам предполагал! О существовании политических партий — консервативных старочехов и либеральных младочехов, ему, правда, было известно: дома, за столом, об этом бесконечно говорили еще до его отъезда в Вену, и отец всегда решительно осуждал такое, по его словам, бесплодное дробление наших и без того слабых национальных сил; но чтобы расхождения были настолько глубоки, что студент-старочех не может сесть среди младочехов, а младочех, без сомнения, не смеет оказаться на территории, занятой старочехами, это была для Миши невероятная и непостижимая новость.

Желая скрыть свою неосведомленность, которой он стеснялся, несмотря на свои немецкие идеалы, Миша ответил Фейфалику, что ни отец, ни он сам не одобряют бесплодного дробления национальных сил на старочехов и младочехов и что слухи о том, будто его отец старочех — попросту вымыслы, возникшие, видимо, потому, что в музыкальном салоне отца бывают некоторые старочехи. Но пусть уважаемый коллега примет к сведению, что Миша, по примеру отца, не принадлежит ни к тому, ни к другому лагерю.

Фейфалик помолчал, недовольный таким ответом.

— Ну и катись тогда к печке, — сказал он наконец. — Там, около ящика с углем, места для ничейных.

Нетрудно было догадаться, что «ничейные» — пренебрежительное прозвище для тех, кто не принадлежит ни к чьей партии. Там, у печки, около ящика с углем, на скамьях, предназначенных для ничейных, расположился и румяный Ян Складал, который недавно отсел от Миши Борна. Миша теперь подсел к нему, и Складал встретил его добродушной улыбкой.

— Itа diis placuit, — сказал он по-латыни, что приблизительно значит: «На то воля богов».

Узнав, что Миша «ничейный», Складал извинил ему почтение к авторитетам, и они снова стали ходить вместе домой.

— Говорят, наша национальная жизнь перенасыщена политикой, — рассуждал он. — К сожалению, это неверно. Политика — это движение, возбуждение, борьба, а именно этого-то нам больше всего и не хватает. Старочехи и младочехи — не политические партии, а тупые стада, полностью подчинившиеся патриотическим богословам, как, например, доктор Ригр или доктор Грегр. Эти богословы, эти брамины выкрикивают патриотические лозунги, а стадо пережевывает их слова… Нет, нет, это не патриотизм и не политика. В наше понимание патриотизма надо внести коррективы, как в прошлом веке они были внесены в понимание религии. Плохо, что мало у нас еретиков. Нашим народом верховодят старики, он пропитан стариковским духом, как и наш несчастный факультет. Я бы с удовольствием бросил юридический и перешел на философию, да мой старший брат против — а он меня содержит.

— На философском разве лучше? — спросил Миша. — Там не верховодят старики?

— Есть там и старцы, но не все. Туда уже нет-нет да и проникают молодые, — они там делают революцию.

Дойдя до набережной, румяный Складал остановился, залюбовавшись на панораму Малой Страны, увенчанную силуэтом пражского кремля.

— Красиво, — сказал он. — Но старо.

И пошел своей дорогой, к мосту, окаймленному двойной шеренгой каменных старцев.

Чтобы получше познакомиться с чешским окружением, Миша стал посещать студенческий клуб на проспекте Фердинанда, называвшийся Академическим читательским кружком, и там, в большом зале, украшенном статуей Чехии, под которой собирались старочехи, и статуей Славия, где группировались младочехи, провел немало скучных вечеров, заполненных крикливыми спорами о том, сколько выписывать экземпляров младочешской газеты «Народни листы» и сколько старочешского «Гласа народа», где устроить очередной пикник, что подарить тому или иному профессору на день рождения или к именинам, уместно ли студенту-патриоту носить цилиндр и следует ли носить ленточку чешских национальных цветов в петлице или на груди.

Когда клубные помещения закрывались, студенты расходились по трактирам: старочехи — в старочешские, младочехи — в младочешские и «ничейные» — в «ничейные». Миша, верный нравственным принципам, привитым ему Кизелем, воздерживался от искушения, благовоспитанно уходил домой. Но однажды, в конце декабря, он поддался уговорам Фейфалика, который вбил себе в голову, что привлечет этого «ничейного» к святому делу старочехов, и оба отправились в старочешский трактир Шорша на Виноградах.