крошки хлеба для катастрофы, которая должна была
грянуть.
Я написала книгу только потому, что он
написал свою для меня. Вполне справедливо.
Большинство
людей
переписываются
или
разговаривают по телефону, или посылают письма по
электронной почте. Мой любимый и я написали друг
другу
книги.
концов, это Ник сделал меня калекой, украл мою
веру. И, вскоре после того, как я получила судебный
приказ против Айзека, решила, что эту историю
стоит рассказать.
Когда мы расстались, это был его выбор. Ник
любил любить меня. Я была другой, и он ценил это.
Думаю, что заставила его чувствовать себя творцом,
потому что он не знал, что такое страдать, пока я не
вошла в его жизнь. Но Ник меня не понял. Он
пытался изменить меня. И это нас уничтожило. А
потом Айзек прочитал мне эту книгу, сидя на краю
моей больничной кровати, а моя грудь почивала
где-то в контейнере медицинских отходов. Внезапно
я услышала мысли Ника, видя себя такой, какой он
увидел меня, и слышала, как он зовёт меня.
Н и к Ниссли был совершенным. Совершенный
снаружи, совершенный в недостатках, совершенный
во всём, что говорил. Его жизнь была грациозной и
его слова были изящно остры во всех смыслах,
письменном и разговорном. Но он не подразумевал
ни одно из них. И это было самым большим
разочарованием. Ниссли был самозванцем, который
пытался понять, каково это — жить. И он нашёл
меня, когда я смотрела на озеро, и поймал. Потому
что меня окутывала пелена тьмы, а Ник отчаянно
хотел понять, на что это похоже. На некоторое время
я
была
очарована. Тем, что кто-то, настолько
одарённый, был заинтересован во мне. Я думала, что,
будучи с ним, заражусь его талантом.
Я всегда ждала его дальнейших действий. Как
он поведёт себя с официанткой, которая прол ила
целую тарелку тыквенного карри на его штаны (он
снял их и доел свою еду в боксёрах); или что скажет
поклоннице, которая выследила его и постучала в
дверь, когда мы занимались сексом (он подписал ей
книгу,
наполовину
высунувшись
в
дверь
с
взъерошенными волосами и простынёй, обёрнутой
вокруг
талии). Ниссли
научил меня, как писать
просто о жизни, и просто жить. Я даже не могу
понять, как влюбилась в него. Возможно, всё
произошло, когда он сказал, что у меня Испорченная
Кровь. Возможно, несколько дней спустя, когда
поняла, что это правда. Но, с того момента, как моё
сердце приняло решение любить его, оно решило
быстро, и решило за меня.
Видит Бог, я не хотела влюбляться. Это клише —
мужчин и женщин, и их социальное обязательство
— праздновать любовь. Фотографии бракосочетания
вызывали у меня тошноту, особенно, когда были
сделаны на железнодорожных путях. Я всегда
представляла паровозик Томас, катящийся на них,
его
улыбающееся
голубое
лицо,
покрытое
капельками крови. Я не хотела желать подобных
вещей. Любовь была достаточно хороша без
трёхслойного, миндального, покрытого глазурью,
свадебного торта и сверкающих кровавых алмазов,
заключённых в белое золото. Просто любовь. И я
любила Ника. Сильно.
А Ник любил свадебный торт. Он так м н е и
сказал. Ниссли также сказал, что хочет, чтобы у нас
когда-нибудь был свой. В тот момент мой пульс
замедлился, глаза потускнели, и вся моя жизнь
промелькнула, как вспышки, перед глазами. Она
была хороша потому, что была с Ником. Но я
ненавидела её. Меня разозлило то, что он ожидал от
меня такой жизни. Как нормальные люди.
— Не хочу выходить замуж, — ответила ему я,
пытаясь контролировать свой голос. Обычно мы
играли с ним в одну игру. Как только видели друг
друга, мы давали физическое описание того, как
выглядит другой. Это была игра писателей. Он всегда
начинал одинаково:
будто никогда не видел раньше.
— Ну, и чего ты хочешь?
Мы сидели на коленях перед его журнальным
столиком, потягивая тёплый сакэ, и пальцами ели ло
мейн (
— Я хочу есть с тобой, трахаться и смотреть на
красивые вещи.