Полвека Маркс несет свой мученический «крест» для того, чтобы наконец-то был распят проклятый людьми труда буржуазный мир. И чем ближе час рождения «Капитала», тем яснее для Маркса, какой поражающей силы оружие вручает он пролетариату. Завершая работу над первым томом, он пишет рабочему-металлисту, деятелю Интернационала Карлу Клингсу: «Надеюсь теперь, через несколько месяцев, закончить его, наконец, и нанести буржуазии в области теории такой удар, от которого она никогда не оправится. Будьте здоровы и не сомневайтесь, что рабочий класс всегда найдет во мне верного, передового борца».
…Ненастным апрельским утром 1867 года в лондонском порту Маркс взошел на палубу пассажирского суденышка, чтобы переправить на континент груз чрезвычайной реактивной силы — рукопись «Капитала». Не успели отойти от британских берегов — поднялся шторм. Будто по заказу! Марксу было «по-каннибальски любо» оказаться в кипящем море после стольких лет кабинетного заточения! Оказаться среди морских волн в предчувствии величайшей вселенской бури!..
В Гамбурге он вручает рукопись издателю Мейснеру и на несколько недель переезжает в Ганновер к своему «заочному» другу доктору Людвигу Кугельману, с которым вел многолетнюю переписку, но ни разу не встречался. Горячий последователь марксизма («нашего учения», — скажет Маркс Энгельсу), он оказался человеком понимающим, глубоко честным и готовым к самопожертвованию. Маркс рад, что таких людей с каждым днем становится все больше.
И вот, передав в надежные руки свое детище, Маркс может подвести некоторый нравственный итог, отвечая на дружеские письма «ценного партийца», горного инженера Зигфрида Мейера, объясниться с предельной откровенностью.
— Итак, почему же я Вам не отвечал? Потому что я все время находился на краю могилы. Я должен был поэтому использовать каждый момент, когда я был работоспособен, чтобы закончить мое сочинение, которому я принес в жертву здоровье, счастье жизни и семью. Надеюсь, что этого объяснения достаточно. Я смеюсь над так называемыми «практическими» людьми и их премудростью. Если хочешь быть скотом, можно, конечно, повернуться спиной к мукам человечества и заботиться о своей собственной шкуре. Но я считал бы себя поистине непрактичным, если бы подох, не закончив полностью своей книги, хотя бы только в рукописи…
Приступая к главному этапу — к разработке революционной теории, Маркс с сознанием дела говорил: <Я надеюсь добиться для нашей партии научной победы». Подчеркнем эту фразу и перечитаем ее, делая ударение буквально на каждом слове. Здесь ключ к пониманию Марксова принципа единства цели. Добиться научной победы для партии для него значит решить главную стратегическую задачу — дать революционным легионам полную картину будущих социальных битв, генеральную программу действия. К этому он приходит и через повседневный опыт пролетарской борьбы, и синтезируя элементы, открытые предшествующей наукой. Так в единый узел связывается множество устремлений революционного вождя и великого мыслителя.
В доме ганноверского друга и застанут Маркса первые страницы уже набранного текста. «Сегодня, в день моего рождения, — напишет он старшей дочери, — я получил на просмотр первый лист (I тома «Капитала»). Боюсь, что книга получится, пожалуй, слишком большой»… А семь недель спустя он предпошлет «Капиталу» краткое вступительное слово, в котором еще раз присягнет на верность своим принципам, своей человеческой цельности.
— Я буду рад всякому суждению научной практики. Что касается предрассудков так называемого общественного мнения, которому я никогда не делал уступок, то моим девизом по-прежнему остаются слова великого флорентийца: «Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно».
Целью его жизни было указать путь человечеству. Отсюда и Единство Цели, отсюда и подвиг всей жизни.
Ваше представление о счастье — БОРЬБА
Разве он не был счастлив в дружбе? Кто еще мог с такой безоглядной уверенностью и искренностью сказать о друге — alter ego — второе «я»! И встать стеной, бросить вызов, если вдруг грязная рука клеветника и интригана попытается замарать честь друга — он готов «вызвать на дуэль» завистливого себялюбца после клеветнических выпадов против Энгельса или встретиться «на ином поле», чтобы сорвать с него «лицемерную маску»…
Разве он не был счастлив в любви? Вспомним еще раз слова, обращенные к любимой после тысяч и тысяч дней совместной жизни: «Бесспорно, на свете много женщин, и некоторые из них прекрасны. Но где мне найти еще лицо, каждая черта, даже каждая морщинка которого пробуждали бы во мне самые сильные и прекрасные воспоминания моей жизни?»