Исповедь

Глубже, я должен был проникнуть глубже, хотя понимал, что физически это уже было невозможно, и тогда я завладел ее ртом, целуя Поппи неистово, яростно и благоговейно. Мы оба едва могли дышать, но отказывались останавливаться, и я трахал ее все это время, чувствуя, как она напрягается, извивается и наконец кончает подо мной. Она дернулась, вскрикнув, оставляя ногтями красные болезненные царапины у меня на спине, и мы вместе пережили ее оргазм, потому что она была дикой, одержимой женщиной, которая походила на тигрицу, но я продолжал вколачиваться в нее и целовать, все быстрее приближаясь к оргазму, а затем вонзился в последний раз и кончил.

Я кончил мучительно.

Каждое подергивание члена было подобно биению сердца, и каждая мышца, напрягающаяся и сокращающаяся, была подобна удару под дых. Я был обнажен с этой женщиной во всех смыслах: мои нервы оголены, сердце открыто нараспашку. Я словно действовал под влиянием высших сил, вколачиваясь в нее и наполняя ее спермой, которая теперь просочилась на белую алтарную ткань. И да, вот почему церковь хотела, чтобы брак и секс шли рука об руку, потому что прямо сейчас я чувствовал себя женатым на ней настолько, насколько мужчина может быть женат на женщине.

Я сделал несколько последних толчков, отдавая от своего экстаза и от себя самого все до последней капли, а затем приподнялся на руках, чтобы посмотреть на Поппи сверху вниз.

Она пресыщенно улыбнулась и произнесла:

– Аминь.

XIII

Я зашел в ризницу и вернулся с маленьким прямоугольником белой ткани. Обычно им протирали чашу для причастия после каждого глотка вина.

Сегодня вечером я использовал его, чтобы вытереть Поппи.

Можно подумать, что занятие сексом на алтаре в моей церкви, использование священных предметов, обычно предназначенных для ритуалов высшего порядка, означало, что я не воспринимал свою веру всерьез, что я опустился до святотатства, но это было не так. Или, по крайней мере, не совсем так. Я не мог это объяснить, но казалось, что каким-то образом все это было свято: алтарь, мощи внутри него и мы на нем сверху. Я знал, что за пределами этого момента меня будет мучить чувство вины, что будут определенные последствия, воспоминания о Лиззи и обо всем том, за что я хотел бороться.

Но прямо сейчас, с запахом Поппи на моей коже, с ее вкусом на моих губах, я чувствовал только связь, любовь и обещание чего-то яркого и красочного.

Закончив вытирать Поппи, я завернул ее в напрестольную пелену, бережно отнес к краю лестницы и сел. Я сжал ее в объятиях, касаясь губами волос и век, бормоча слова, которые, я считал, она должна услышать: какая она красивая, сногсшибательная и совершенная.

Я хотел сказать, что сожалею, даже если мой разум и душа все еще пребывали в ослепительном изумлении от всего произошедшего, поэтому я не был уверен, сожалею ли о том, что потерял контроль и был так груб с ней, или мне жаль, что у нас вообще был секс.

Вот только я не сожалел. Потому что этот момент был дороже, чем преображающий секс, случившийся с нами, и ради него стоило согрешить. Этот момент, когда она свернулась калачиком в моих объятиях, положив голову мне на грудь и удовлетворенно дыша, когда напрестольная пелена покрывала ее длинными, ниспадающими складками, но местами все же проглядывали полоски бледной кожи.

Поппи скользнула пальцами вверх по моей груди, задержавшись на ключице, и я обнял ее крепче, словно желая, чтобы она растворилась на моей коже и проникла прямо в душу.

– Ты нарушил свой обет, – наконец произнесла она.

Я посмотрел на нее, она была немного сонной и в то же время грустной. Я прижался губами к ее лбу.

– Знаю, – в конце концов ответил я. – Я знаю.

– Что теперь будет?

– А что ты хочешь, чтобы произошло?

Поппи моргнула, подняв на меня взгляд.

– Хочу трахнуться с тобой снова.

– Прямо сейчас? – засмеялся я.

– Да, прямо сейчас.

Она развернулась в моих руках и устроилась на моих коленях. Всего одного страстного поцелуя хватило, чтобы я снова стал твердым. Я приподнял ее и направил член к ее влагалищу, тихо постанывая ей в шею, когда она опустилась на меня.

Знакомые ощущения снова накрыли меня. Тепло и влажность. Ее попка на моих бедрах. Ее грудь возле моих губ.

– Что ты хочешь, чтобы произошло дальше, Тайлер? – спросила она, и я не мог поверить, что она интересовалась этим сейчас, когда оседлала меня, но потом, пытаясь ей ответить, я понял причину. Она хотела, чтобы я потерял бдительность, чтобы был честным и откровенным, и в данный момент я, возможно, не мог быть каким-то другим.

– Я не хочу, чтобы мы останавливались, – признался я. Она двигала бедрами вперед-назад, а я прижался лицом к ее груди, чувствуя приближение своего оргазма, эта волна нарастающего блаженства поднималась слишком быстро, даже стремительно. – Чувствую, что я…

Но я не мог произнести эти слова. Даже сейчас, когда был полностью в ее власти. Это просто было слишком рано, не говоря уже о том, что нелепо.

Пастырям не позволено влюбляться.

Мне не разрешалось влюбляться.

Поппи зарылась пальцами в мои волосы и откинула мою голову назад, чтобы посмотреть на меня.