Исповедь добровольного импотента

– Позавчера, значит, телефон у меня сдох, – комментирует Юра свою решимость. – Я его и так и этак – молчит падла. Что делать? Без телефона жуть! Иду к куму. Он пиво пьет. Я говорю: «Дай-ка от тебя на станцию позвоню». Набираю номер, а у меня ж на станции шурин, главным инженером. Ага… Поднимает трубку какая-то пигалица; я говорю: «Позови-ка мне Тарасова!» Она: «А его сейчас нет. Что передать?» Я говорю: «Передавать пока нечего, вот пусть он позвонит Мелентьву и если дозвонится, я ему сам все передам». «А что случилось?» – спрашивает. Я говорю: «Не знаю, что у вас там случилось, но мой номер 2-13-13 сдох!» Она засуетилась: «Ой-ой…сейчас все выясним!» – «Выясняйте,» – говорю, – «зачем иначе вас туда понасажали.» Ну, мы с кумом по кружке пива вдарили. Он, кстати, как и я, бутылочное не признает. Каждое утро две трехлитровки покупает. Тоже на пенсии. Ну, и я, значит, домой. Прихожу, а телефон уже надрывается. Снимаю, слышу эта пигалица щебечет: «Как слышимость? Хорошая?» Я говорю: «Устраивает пока, не оглох еще.» А сегодня с утра поднимаю трубку, хотел куму позвонить, чтобы он на меня тоже пива брал. Едрена вошь! Молчок! Ну, ничего, сейчас разберемся.

И мы заходим в здание телеграфа. Юра впереди, мы немного отстаем. Интерьер минимальный: стеклянная перегородка с окошком телефонистки, стол, стул и три кабины с аппаратами. У окошка небольшая очередь. Отец подается к крайнему, но Юра подхватывает его под руку и тащит к дверце, ведущей за перегородку:

– Пошли, пошли, сейчас все сделаем, – отвергает невнятные возражения отца Юра и с шумом отворяет дверцу.

– Паташь! – взвизгивает телефонистка – маленькая башкирка с пышной шевелюрой черных волос – и вскакивая со своего места. – Куда ты лезешь?! Русский язык читать умеешь?! Это служепный хот! – кричит она, преграждая приятелям путь.

– Не каркай! Я к Тарасову! – небрежно бросает Юра.

– Сам хайло заткни! Нету тута Тарасова! Иди, а то сейчас милицию позову. У меня касса открыта! – тарахтит черноволосая карлица и вытесняет Юру за перегородку.

Отец высвобождается и отходит к очереди.

– Че ты меня пугаешь, пугало?! Ну-ка позови главного инженера и положи на стол «Книгу жалоб»! – огрызается Юра, но из-за перегородки выходит.

И тут подключается очередь.

– Мужик, ты че развоевался-то там? – грозно спрашивает крепкий парень в выцветшей почти до бела солдатской робе.

– Да это ш Мелентий, шокнутый! – шамкает беззубая старуха в вязаной кофте и новеньких, блестящих галошах. – Вешно баламутит, шорт рыжай. Яво ешо в детстве прибить мои робяты хотели. Всем оскомину набил. Проваливай отседа!

– Это кто это меня прибить хотел, ты, холера старая! Это твои туберкулезники, что-ли?! – Юра запускает руки в карманы и независимо выставляет одну ногу в сторону. Назревает явное противостояние.

– Юр, кончай, – подскакивает к неуемному корешу отец и тянет к выходу.

– Ишь как распоясался, охальник! На старуху накинулся! – несется нам в след. – Вот я Василию скажу, он тебе рыло-то начистит!

Мы выходим на крыльцо.

– Зря с главного хода пошли, – сплевывает Юра в пыльную траву. – Эта Файка – шизнутая! Ее никто не ебет, так у нее уже бешенство матки выработалось! Ты думаешь, почему она всегда в плаще ходит, при любых условиях?

Отец молча отмахивается.

– Почему? – интересуюсь я.

– Да потому что у нее горб! А она, чума недоделанная, надеется, что какой-нибудь богодуй командировочный не разглядит впопыхах-то, ну, и вдует слету.

– Ладно, Юр, чего теперь разбираться, – устало прерывает его отец.

– А чего тут разбирать-то? А ну, пошли со двора! Сейчас мы ее быстро оформим по 33-ей! – Юра спрыгивает с крыльца и направляется в обход здания.

– Нет, Юр, нам домой пора. Матери обещались к двенадцати вернуться.

– Так ты ж звонить хотел? – останавливается Юра.

– Мы телеграмму дадим, на вокзале. Ну, будь! – протягивает ему руку отец.

– Подожди, слушай сюда, у меня ж на вокзале золовка моего брательника работает. Блядища еще та…

– Нет, нет, Юр, мы сегодня давать не будем. День рождения завтра только. Чего торопиться-то? – поспешно отказывается отец от очередной услуги всемогущего Юры.

– А ну, смотри! Хозяин – барин! Ты на выходные или в отпуск?

– В отпуск.

– Ну, тогда еще свидимся! Если что, обращайся… Трудности там какие, помогу, – Юра протягивает свою крупную руку.

– Спасибо.

Рукопожатия. И мы расходимся.

Некоторое время шагаем молча. Притомились. Ветерок лениво ворошит пыль по пустынной улице.

– Сколько раз зарекался не связываться с этим мудаком, нет опять угораздило, – вздыхает отец.

Я тихо смеюсь. Мы подымаемся на железнодорожный мост и моему взору открывается весь наш город с его разноцветными жестяными крышами, утопающими в зелени садов. На северной окраине высится обшарпанный телевизионный ретранслятор, посредством которого просачиваются в наше Давлеканово причуды большого мира. А дальше, по всем направлениям, непроглядные российские дали и синь, бездонная синь покойного неба.

Вера-веруня и странные предчувствия