Попытка Чурсина оздоровить свою будущую жену провалилась с треском. И все произошло не по его вине. Оздоровительный лагерь для сотрудников и студентов высших учебных заведений сибирского региона находился в двухстах километрах от Помурино. До лагеря доехать было куда проще, чем в него попасть. Требовались десятки справок. Они начали с профсоюзов. Председатель профкома «кооператива» был не против оздоровления студентки, однако потребовал от нее медицинскую справку. Пошли в студенческую поликлинику. Чурсин стал гулять в скверике возле небольшого двухэтажного здания, Лариса пошла в регистратуру. Ее надежда проскочить необходимые кабинеты за пару часов лопнула, как мыльный пузырь. На обход кабинетов и сдачу анализов у нее ушло почти два дня. И это несмотря на то, что поликлиника пустовала. На следующее утро она с кучей бумажек направилась к заместителю главного врача, предстояло наложить резолюцию, быть или не быть ей в оздоровительном лагере. Чурсин в это время читал лекцию о международном положении в районном домоуправлении. Довольно старая женщина очень долго рассматривала результаты анализов, затем устроила настоящий допрос беременной студентке. Лариса от волнения начала плакать. На некоторые вопросы отвечала невпопад. Чинодрал от медицины не верила, что у нее нет родителей. Узнав, что беременная даже не знает, кто отец ее будущего ребенка, бабка и вовсе рассвирепела. Она быстро набрала номер телефона приемной ректора и почти полчаса рассказывала о странном поведении студентки Сидоровой. Лариса все это время со слезами на глазах стояла возле двери кабинета и слушала громовой голос медички. В конце концов ее терпение лопнуло. Она выбежала из поликлиники и рванулась к автобусной остановке. К ее счастью, Чурсин пришел домой минут через десять. Он чуть ли не потерял дар речи, увидев плачущую навзрыд любимую девушку. Лариса вскоре успокоилась и очень коротко рассказала ему о происшедшем. Чурсин поехал в поликлинику, к Костюковой. Она ему была хорошо знакомая. Она частенько звонила ему на кафедру и интересовалась успеваемостью своей внучки по истории КПСС. Он вел в этой группе семинарские занятия.
Заместитель главного врача, увидев перед собою известного ученого и лектора, встала из-за стола и ускоренным шагом направилась к нему навстречу. Затем протянула ему руку и заискивающим голоском прошепелявила:
– Егор Николаевич, мой дорогой… Какими ветрами тебя сюда занесло? Все умные и неумные в эту пору активно отдыхают…
Чурсин небрежно протянул старухе руку и напрямую выпалил:
– Зинадида Петровна! Почему Вы так не по-человечески поступили с Сидоровой? Она ведь пришла к Вам, как к врачу, а не к прокурору…
Его глаза неожиданно налились кровью. Он был готов в один миг ее разорвать на части. От неожиданного натиска и озлобленной физиономии мужчины, женщина попятилась назад и тяжело плюхнулась на стул.
Чурсин продолжил вновь допрос:
– Зинаида Петровна! Кто дал Вам право спрашивать у молодой девушки об ее родителях, не говоря уже о том, с кем и от кого она нагуляла ребенка?
Развязка наступила минут через десять. У тех, кто находился в кабинете, до инфаркта дело не дошло. Врачиха глотала какие-то таблетки и пила воду из пожелтевшего графина. Здоровый пациент сидел рядом с нею и потирал руками свои виски. Во время «допроса» он очень сильно перенервничал. В итоге разговор закончился миром. Костюкова, сделав ослепительную улыбку, поставила свою подпись и печать на небольшом листке бумаги. В справке черным по белому было написано, что студентку второго курса кооперативно-торгового института Ларису Сидорову незамедлительно рекомендуется направить в оздоровительный лагерь при Министерстве высшего и специального образования. Чурсин был очень благодарен женщине. Он крепко пожал ей руку и с улыбкой произнес:
– Спасибо, уважаемая Зинаида Петровна… Советская медицина идет верным путем… Надо только правильно понимать друг друга…
Ларисе предстояло через три дня быть в лагере, который находился на берегу большого озера. Чурсин там не был, и поэтому никакого представления о нем не имел. Какого-либо спрашивать об этом, он также не стал. Все его знакомые были в отпусках, да и уже некогда было спрашивать. Времени было в обрез. В полдень, за день до отъезда Ларисы, в квартире раздался телефонный звонок. Лариса, услышав звонок, к аппарату не подошла. Она не хотела, чтобы кто-нибудь знал о ее совместном проживании с Чурсиным. Бабы Маши в это время не было. Чурсин поднял трубку и услышал знакомый голос Марии Николаевны, секретарши ректора. Несколько властный голос относительно молодой женщины на какой-то миг его ошеломил:
– Товарищ Чурсин, Иван Петрович убедительно просит Вас прийти к нему завтра на прием. Прием назначен на десять часов утра. Явка строго обязательная…