Исповедь колдуна. Трилогия. Том 1

– Подожди, Сергей! – резко повернулась она к нему. – Ты сказал, что послал письмо. Куда ты его послал и когда?

– На контору в Дудинку. – улыбнулся Мурашкин. – Не домой же! Твоего домашнего адреса я до сих пор не знаю.

– Я не получала от тебя писем! – медленно произнесла Светлана. – Когда ты его послал?

– Не помню точно. Кажется, числа шестнадцатого – семнадцатого. Сразу, как вернулся домой и убедил родителей.

– Понятно. – так же медленно сказала жена внезапно севшим голосом. – Значит, оно попало к мужу. Юрке. – Светлана внезапно согнулась и закрыла лицо руками. – Господи, позор-то какой! Наши конторские бабы наверняка не удержались и вскрыли письмо. Потом подсунули Юрке. Представляю, с каким злорадством они перемывают сейчас мои косточки!

– И черт с ними, если так получилось! – сказал Мурашкин. – Посудачат и перестанут. Все равно ты туда больше не вернешься. На развод подашь из Све… Тьфу ты! Из Екатеринбурга.

Светлана подняла голову и посмотрела на него со странным выражением лица, как будто видела впервые.

– Умный ты человек, Мурашкин. – тихо начала она. – Этим письмом крепко перекрыл мне дорогу назад. Все решил за меня. – повысила она голос. – Как будто я не человек, а чурка с глазами. Всей экспедиции и мужу сообщил о наших отношениях. Даже срок свадьбы придумал, как будто уже получил согласие.

– Успокойся, Лана! – попытался остановить ее Мурашкин.

– Успокоиться? Ты о детях моих подумал? – Светлана почти кричала и если бы не окно комнаты родителей, находящееся рядом с крыльцом, я уверен, орала бы во всю глотку. – Каково теперь моему Юрке приходится: Ты тоже подумал? С какими теперь глазами мне возвращаться в Дудинку?

Жена продолжала возмущаться, но я вдруг почувствовал странную трещинку в ее голосе и понял: удар с письмом достиг цели. Программист действительно поставил ее в безвыходное положение.

Я знал болезненное самолюбие жены и сначала был уверен, как она поступит после сообщения о письме: турнет программиста в шею. И ошибся. Видно, Светлана действительно любила Мурашкина.

– Ну что ты, Лана! – растерянно уговаривал Мурашкин. – Действительно, черт знает, как это у меня получилось! Не подумал я, что письмо тебя не застанет.

В голосе программиста почудились фальшивые нотки, но я не мог утверждать этого с уверенностью. Держался он естественно. Обнял гневно глядевшую на него Светлану и это подействовало. Она успокоилась.

– Не надо, Сережа. – тихо сказала она. – Окно рядом. Вдруг мать смотрит… – жена растерянно посмотрела на Мурашкина и уже совсем неуверенно добавила: – Все-таки, Сережа, приглашение на свадьбу нужно отменить… Пока…

И замолкла окончательно. Я смотрел в оба глаза и не узнавал жену. Куда девалась ее категоричность суждений и упрямство? Внизу подо мной, на крылечке сидела другая, не знакомая мне женщина. Она говорила одно, а думала совсем другое. И она простила программисту то, чего никогда не простила бы мне.

Внезапно меня осенило: Сознательно послал программист письмо в Дудинку. Не Светлане, мне он его послал! Знал хорошо, что не дойдет письмо за десять дней. Не прост программист! – подумал я с легким испугом. – Ох, не прост!

Получалось так, что он все рассчитал. Играл беспроигрышный вариант. Сообщу я в Смирно о письме, или не сообщу – все равно результат один: Светлана должна знать, что письмо отправлено и прочитано, кем нужно.

Мурашкин куда лучше меня знал женскую психологию. Впрочем, мужскую тоже. Мою реакцию на письмо тоже учел. Потому и приехал раньше на пятнадцать дней, чем писал. Не нужна ему была встреча со мной.

– Облапошит он Светлану! – внезапно закричал двойник. – Увезет в свой Екатеринбург!

– Она сама помогает ему в этом. – пробормотал я. – Смотри молча.

Я вдруг почувствовал страшную усталость и нарастающее равнодушие. Ничего не хотел чувствовать, просто регистрировал происходящие события. Смотрел, слушал и передавал картинку двойнику.

Разговор внизу все еще продолжался. Опытный мужчина добился того, чего хотел: Посеял в душе женщины смятение и теперь просто выжидал, когда плод созреет и сам упадет в руки. Он играл теперь неуверенность, но меня уже не мог обмануть.

– В Дудинке ты думала по-другому! – с досадой нарушил он молчание.

– Верно. – безучастно откликнулась Светлана. – Говорила. Потому что думала только о нас с тобой, да о любви. Забыла, что я не одна. Пойми, Сережа. Непросто лишить детей родного отца, которого они любят.

Говорила она правильно. Вот только тон… Он был совсем не таким, как нужно.

– Хорошо, Лана. Можешь думать еще. – не стал давить на нее Мурашкин, пропуская мимо ушей упоминание обо мне и детях. – Я смогу задержаться здесь не больше десяти дней. Есть дела во Львове… Смешно! – вдруг пожаловался он. – Три дня не выпускал баранки из рук. Намотал на колеса не одну тысячу километров. Спешил, чтобы тебя увидеть… Выходит, приехал вот так просто посидеть на крылечке. Хотя бы чаем напоила, ей-богу!