Читаем Исповедь мадам прорабши полностью

Наконец-то наступило долгожданное лето-время походов и знаменитой в ту пору игры «лапта». Игры в «русскую» лапту и «круговую» были по значению одинаковые, только в «круговой» меньше беготни, и в которой могли участвовать молодые женщины (первородки) на первой половине срока беременности. Тетки-«болельщицы», у которых были свои дети, возмущались: «Совсем уж с ума посходили, брюхатые стали играть, вывалится же все», но ничего ни у кого не вываливалось! Мячики для игры мастерили сами и по жребию, вовнутрь которых закладывался гладкий камень, затем этот камень обшивался новой брезентовой тканью в несколько слоев диаметром семь сантиметров «суровыми» нитками. С этих же ниток крючком вязалась «покрышка», как у футбольного мяча, которой хватало на четыре – пять игр. После превращения «покрышки» в «лохмы» она заменялась на новую. Запасных «покрышек» было не менее десяти. Цель игры: чтобы «мячик» не попал в тебя, когда бежишь. Когда появились прорезиненные мячики, от самодельных отказались, слишком «муторное» это дело– их шить. В этой игре участвовали мужчины в возрасте до тридцати лет, которые нам казались «стариками».

К походу по изучению родного края готовились тщательно по списку, чтобы ничего не забыть, все-таки уходили «надолго» три-четыре дня, не более, с компасами и с настоящими двустволками, обязательно сообщали лесничему маршрут. В школе проходили «военное дело», чтобы парни не были «белыми воронами» в Армии. Ребята стреляли хорошо, мы девчонки – «так себе», нам не нравилась «отдача». В походе принимали участие от восьми до двенадцати человек, как везде– большинство ребята. За лето три – четыре раза ходили в поход. Спали в охотничьих домиках или в сторожках.

Мы еще захватили то время, когда охотничьи домики и сторожки были чистыми, с запасом дров и растопкой (бересто от березы), солью и сухарями, подвешенными в мешочке за рогатину к потолку, уходя, мы оставляли все в таком же виде.

Через шесть лет на заготовке подтоварника для подмостей пришлось увидеть ужасающую картину: полусожженные сторожки были превращены в отхожие места блевотиной и говном. Таких нелюдей– вражин в детстве точно не «пороли».Очень жаль, что не было и нет такой силы, чтоб за такие сверхпакостные дела наказание свершалось бы моментально. У этих нелюдей нет ничего святого-пусть их перевернет в гробу, если они сдохли!

В походе вели записи в дневниках, журналах, отмечали на контурных картах, где мы находимся, описывали склоны горок, собирали необычные камни, чтобы потом писать сочинение: «Как я провел(а) лето» Командный пункт (КП) находился в охотничьем домике или сторожке, находящихся вблизи речушки или ключа, возле которых разводили костер. Обед готовили на костре ребята, по двое. Мы девчонки уходили от костра вглубь леса в сопровождении двух «бойцов-стрелков». Остальные ребята -«запасники», вооруженные до «зубов», лазили везде, что им было интересно, тем и занимались, иногда ничем, просто валялись или загорали в зависимости от погоды. Когда от костра звали на обед-палили из ружья один раз. Когда было что-нибудь серьезное– палили два раза «на помощь», но в любом случае ответный один выстрел был обязателен, если ответного выстрела не последовало, то тут должны идти на помощь «запасники». Ну и были соответственные шутки: придешь «на помощь», а у них на счет обеда и «конь не валялся»,– лежа играют в шахматы и думают: «Как поставить «мат» в три хода?» Когда приходили из похода, то опять же сообщали лесничему.

В это же лето 1955 года мы всей семьей перебрались из барака во «времянку». Перебрали и поставили баню, стайку с сеновалом, приобрели корову и куриц. Сколько было радости от такого простора, было где читать книги, в основном, на сеновале, а читала я много, наверное, оттого, что не давали читать– «запретный плод всегда сладок». С коровой добавилось работы: покос, надо было больше таскать воды из колодца за сто метров. Разрешающих бумаг на строительство дома как не было, и нет.

Отец, посовещавшись с мужиками, решил строить дом: «Будь, что будет. Неужели хватит совести выгнать из «времянки» с такой семьей?» А могли бы выгнать и очень легко. Притащили мох для дома сушить, приготовили камни для фундамента и начали копать траншею-основание. Пока тепло, надо было залить фундамент. Мужики приступили к сортировке бревен для сруба.

В нашей ребячьей компании добавились ребята постарше, среди них были трое, владеющие музыкальными инструментами. Так появились у нас гармонь-двухрядка, баян и аккордеон, от которого просто «сходили с ума».

Днем, пока светло, играли в «лапту», в «волейбол»; вечером пели песни и плясали под частушки. Устраивали «перепляс» – кто кого перепляшет. Некоторые ребята могли плясать больше одного часа, но только с кем-то в паре, в течение часа участник «перепляса» мог сменить до пяти –шести партнеров или партнерш под задорные частушки или прибаутки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное