Исповедь на подоконнике

Все парни радостно поприветствовали девушку, Базаров провел ее на кухню и поставил на стол бутылку красного вина. Саша, сразу поняв намек, достал шесть красивых бокалов и опустил рядом.

— У вас так уютно. Не думала, что в мужской квартире может быть так.

— Заслуга Коровьева. Он у нас чистюля. — усмехнулся Есенин. — Постоянно нас мучает.

Адам закатил глаза и сел на подоконник, улыбаясь. Все свободно разместились на диване, стульях. Никто не знал, с чего начать разговор, что делать, но не было этого навязчивого чувства напряженности, как с Викой.

— Как вы познакомились? Такие друзья.

— Мы с Коровьевым познакомились на одном фестивале учеников творческих вузов. Я из Литинститута, он из Гнесинки. Я тогда был глупым первокурсником, отучившимся лишь неделю. Сейчас я глупый второкурсник, но не суть.

— Ничего себе, Вань, мы только год знакомы. Казалось, целую вечность уже. — Адам дал Есенину кулачок и тепло улыбнулся.

— У нас с Чеховым родители, так сказать, при деньгах, когда он в Москву переехал, его отец приказал нам следить, чтоб он не спился. Мы не особо следили. — улыбался Булгаков.

— А с Базаровым я с первого курса сдружился. Он таким мышонком был, а я выделываться люблю и спорить, так и не понял, почему он меня себе в товарищи выбрал. — засмеялся Чехов, глядя на Базарова.

— Потому что рядом с каждым дураком должен быть умник.

— Базаров не дурак, Вань.

— Ну так подумай.

— А вы двое? Кажется, вас связывает не год и не два крепкой дружбы. — улыбнулась Алина, глядя на Сашу и Ваню.

— Восемь лет. Я поступил в его школу, только его парта свободной была. Подсел, не спрашивая, Сашка испугался. Я ему как «привет» сказал, кажется, вообще отлетел. Громко говорю же. Потом в классе компания появилась, я там с друзьямида с Булгаковым. Закрутилось быстро… Столько всего было, не припомнить уже. Не понимаю, как мы сошлись. Он тихий, спокойный, а я разгильдяй. Потом закончили школу, Булгаков к себе жить позвал. — на глазах на секунду промелькнули слезы от всех воспоминаний, от этой бесконечной дружбы. — Я очень люблю Сашку… — пробормотал он, Касаткин, приложив руку к сердцу, кивнул в ответ.

— А компанию кто собрал?

— А ты угадай.

— Ваня?

— В точку.

— Решил, что мало просто вдвоем общаться, «Общества мертвых поэтов» насмотрелся. Вот и заставил меня знакомых искать, а сам стал Адама звать. И понеслось. Съехались только весной, долгая история. Про котов.

— Слушайте, парни! — вдруг прервал воспоминания Базаров. — А у нас же и название было. Как там… Гротеск.

— Забылось чего-то.

— Так только мы можем! — засмеялся Булгаков, и его смех подхватили остальные ребята, хлопая ближнего по плечу.

— Знаете, ребят, а я знаю, с чем это связано. — тихо и ласково произнес Адам. — Наша дружба потеряла все ярлыки, осталась лишь искренним чувством. Нет Гротеска, есть только мы.

Сентиментальный Саша прикрыл рот руками и провел ладонями по лицу, стараясь не заплакать. В комнате стояла тишина, легкий свет туманного осеннего солнца пробивался между лицами парней, взволнованно счастливо глядящих на друг друга. Каждый молча кивал, понимая, до чего же прав Адам.

— Вы самые поразительные парни, которых я встречала. Обычно все кичатся и гордятся своей грубостью и жестокостью, а вы наслаждаетесь эмоциями и эмпатией. — улыбнулась Алина, поднимая с пола огромного Бегемота размером с нее саму.

Опять никто не стал спорить. И, наверное, загордились собой. В чем плюс быть жестокими и агрессивными? Навязанные обществом стандарты не всегда правы. Важнее оставаться добрым и счастливым.

— Чехов кота этого боится… — дрожащим голосом пробормотал Ваня, указывая на Бегемота.

— Неправда. Он просто большой очень. Как ночью на голову прыгнет, конец.

— Полегче. Он никогда никому еще не прыгал. — усмехнулся Есенин. — Парни, черт с вами, идите сюда. — резко рявкнул он, расставляя объятия, куда, не стесняясь, запрыгнули остальные.

В комнате стоял лишь тихий шепот, всхлипы Саши и кряхтения Чехова, которого зажали в самом центре. Возможно, в этих объятиях и тишине рождалось новое солнце, то, что освещало не сверху, а изнутри. Ощущение полного комфорта в крепких объятиях людей, на которых можно положиться. Есенин заметил для себя, что его не съедает изнутри тревога, а наконец-то он чувствует себя спокойно и даже счастливо.

— Алин, ну ты довела нас, конечно… — пробормотал Базаров, стыдливо стирая с лица слезу.

— Даже Женя заплакал! — усмехнулся Ваня.

— Да мне… в глаз попало что-то… — скрещивая руки на груди, произнес художник.

— Вы удивительны. С вами я не ощущаю страха. — наклонила голову девушка, улыбаясь искренней сентиментальности.

Она никогда не понимала, почему ее подругам нравились сильные и грубые мужчины, ведь по-настоящему счастливой тебя могут сделать лишь добрые и настоящие парни, что не стыдятся ни слез, ни смеха, ни любви.