Исповедь расстриги. Как воскреснуть из мертвых

Мой дебют случился осенью 1994 года на Покров – престольный праздник в одноимённой деревне, каких в России сотни. В то время я уже читала с Антошкой на клиросе в Тихвинском храме, но певческий обиход не знала совсем, потому что церковный хор в Тихвинке сплошь состоял из певцов оперного театра, которые по каким-то причинам не попали в митрополичий хор кафедрального собора, и репертуар у них соответствовал – они пели по нотам сложные композиторские произведения, на слух такое не больно-то запомнишь.

Накануне праздника я в который раз собралась к отцу Георгию, а его неожиданно послали служить в сельский храм вместо заболевшего священника, Ольге запретили ездить в деревню, и батюшка попросил меня помочь Нюшке петь на службе. На моё счастье, в Покровке на праздник собрался свой хор из нескольких бабушек, так что ничего страшного тогда не случилось, и мы как-то справились.

Из той поездки мне больше всего запомнилась непролазная грязь по колено перед воротами сельского храма, остатки разбитого асфальта кончались за сотню метров, а дальше как хочешь, хоть на крыльях лети, чтобы в церковь попасть!

Да, скажу я вам, такой грязюки я больше не видела нигде и никогда – плотный, густой замес чернозёма, пахнущий навозом и тракторным горючим, по краям он ещё сохранял многочисленные следы копыт и колёс, но дальше превращался в непроходимую трясину. И хотя перед поездкой батюшка предупредил меня, чтобы я взяла с собой резиновые сапоги, но там явно требовались болотные.

Когда мы втроём выгрузились из автобуса, то я, подобрав юбку, смогла пройти всего несколько метров в сторону храма, как вдруг обе ноги безнадёжно увязли, а жидкая грязь тут же добралась практически до края голенищ моих сапог.

Стою, как пугало, беспомощно подвываю и не могу сдвинуться с места ну никак, а надо мной гогочут огромные раскормленные гуси и проезжающие мимо трактористы! Так и стояла столбом, пока отец Георгий не вытянул меня оттуда, он сначала перенёс на руках Нюшку и поставил её на травку, а потом вернулся и как-то смог до меня дотянуться. Я изловчилась, отчаянно балансируя, чтобы не упасть, протянула ему правую руку, а в левой судорожно сжимала сумку и подол длинной юбки, но вытащить ноги, облепленные килограммами грязи, мне удалось далеко не сразу.

С трудом выбравшись на травянистый склон, я медленно побрела в тяжеленных сапогах к церковным воротам, там долго скоблила с них грязь и отмывала её тряпкой на палке в железном корыте с мутной жижей, а сердобольные бабушки меня утешали, что у них ещё не очень грязно, но в соседней деревне Грязновке – название подлинное – вот там действительно грязь так грязь!

Тогда моё воображение не справилось с задачей, пытаясь представить себе такую картину, но потом мы узнали, что подобных деревень вокруг немало. Там для школьников даже установлены специальные «грязные» каникулы весной и осенью, когда дети попросту не могут самостоятельно добраться до школы, и наша с Алькой близкая монастырская подружка послушница Светлана, она же в будущем инокиня Таисия, родилась и выросла в такой деревне.

* * *

Следующая памятная поездка в сельскую местность случилась на Пасху в конце апреля 1995 года. Отца Георгия отправили служить в другую деревню с княжеским названием, где только-только собралась церковная община, и эта пасхальная служба обещала стать первой после разрушения храма семьдесят лет назад, от него осталась лишь одинокая колокольня.

Ольга к тому времени поступила послушницей в женский монастырь в нашем городе и встала там на клирос вместе с Танечкой-художницей, её однокурсницей Олей и моей двоюродной сестрёнкой Юлей, я и сама попаду туда же два года спустя.

Ольгины разбои замучили всех, она проехала по старцам, и её благословили спасаться, как положено, за стенами женского монастыря, мол, хватит экспериментов, враг не дремлет – мало ли какие ещё бесовские козни могут случиться, и в семье священника ей делать нечего!

Но на Пасху в деревне, где нет никого, знающего службу, одной Нюшке петь невозможно, поэтому отец Георгий позвонил и попросил помощи у всех наших, кто только сможет. Мы с Алькой подхватились сразу же, и Танечка-регент уговорила мужа отпустить её выручать батюшку.

Вот так мы и собрались ехать втроём в Великую субботу перед Пасхой, отстояли с утра службу, длившуюся до полудня, я читала на клиросе в Тихвинке, Алька тоже ходила со мной, а Таня пела в Никольском храме. Накануне в Великую пятницу, когда есть не положено совсем, мы тоже находились в церкви натощак с раннего утра и до позднего вечера, в сиреневых сумерках прошли со свечами с крестным ходом за Плащаницей, а до этого в Великий четверг мы тоже молились весь день и вышли из храма уже в потёмках, затаив дыхание, пронесли до дома благодатные свечки, зажжённые во время чтения двенадцати страстных Евангелий, чтобы нарисовать свечной копотью кресты над входными дверями и окнами от нечистой силы и зажечь от них домашние лампады. За все эти дни накопилась такая усталость, что Страстная седмица казалась бесконечной.