А через много лет я узнала, что в это самое время на Урале умер мой отец. Мама увезла нас с братом после развода на юг России, и с шести лет я мало что знала об отце. Сначала мне ещё писала бабушка, его мать, но потом она умерла, и связь оборвалась. В начале двухтысячных моя мама поехала в те края и от друзей узнала обо всём.
Дальше наступило лето 1995 года, Алькины каникулы и Троица, в связи с чем нашего батюшку снова послали служить в Покровку, и мы с радостью присоединились, очень надеясь, что в июне грязь уже просохла. Сразу после праздника Альке исполнялось одиннадцать лет, и наша поездка намечалась как подарок ей ко дню рождения.
В этот раз настоятель собора расщедрился и дал отцу Георгию служебную машину, нас повезли в деревню рано утром, я и матушка Татьяна, взяв каждая свою дочку на колени, кое-как уместились на заднем сидении, туда же втиснулся Лешка, и мы помчались с ветерком совершенно счастливые, что вновь вырвались из города на вольный воздух.
Отслужив родительскую субботу, мы потом полдня готовили храм к Троице, расстилали на полах толстым слоем душистую свежескошенную траву, украшали иконы цветами и берёзовыми ветками, потом допоздна служили всенощное бдение в лесном благоухании, и ароматы ладана, зелени и цветов причудливо переплетались между собой в особенный запах Троицы.
А к ночи налетела такая гроза, какой я не видела ни до, ни после – ослепительные молнии непрерывно били во все стороны, и страшный гром не смолкал почти до рассвета. В народе до сих пор сохранились отголоски языческих культов, и подобный разгул стихии называют воробьиной или рябиновой ночью, когда из-за сполохов зарниц и оглушительного грохота совершенно невозможно уснуть.
Мне казалось тогда, что гроза над нами и есть знамение грядущего Апокалипсиса, я лежала и молилась, представляя себе последнюю битву в конце времён, но утро утешило нас ясным солнышком и умытой свежестью природы. Мы отслужили, причастились, пообедали и дождались машину, чтобы ехать домой, однако всю дорогу визуальные символы Армагеддона не давали нам покоя – в небе от края и до края развернулось фантастическое сражение белых облаков и чёрных туч, прямо как в решительной схватке добра и зла, но изобразить подлинный трагизм и динамику того сражения, пожалуй, только Рериху оказалось бы по силам.
А в нашей жизни эта небесная битва стала предвестницей новых испытаний.
Монашеская деревня
Только-только у отца Георгия всё наладилось и дома, и в соборе, как буквально через неделю после Троицы снова грянул гром средь ясного неба – нашего батюшку перевели служить из собора в глухую деревню, правда, туда его впервые назначили настоятелем, но на сборы опять не дали даже офицерские двадцать четыре часа! И добираться в ту деревню оказалось совсем непросто – надо ехать на автобусах с пересадками и ещё километра три идти пешком от шоссе по разбитой дороге.
Вот так мы все неожиданно оказались в удивительном и загадочном месте, можно сказать, в духовном заповеднике, почти не тронутом временем.
Деревня с тюркским названием, каких немало в тех краях, когда-то именовавшихся Диким полем, широко раскинулась в низине вокруг прудов и доходила одним краем до небольшого озера. Старинный приземистый храм с одним куполом и высокой колокольней среди зелени и маленьких домиков, на первый взгляд, казался совсем простым и невзрачным – облезлая побелка, купола и крыша из тусклого кровельного железа, множество разномастных надворных построек по периметру и высокие глухие ворота создавали замкнутое пространство, скрытое от посторонних глаз, и вскоре мы узнали, зачем и для чего.
На клиросе нас неожиданно встретил дружный слаженный хор из обычных с виду бабушек, только службу они знали на высочайшем уровне, пели и читали, как нигде больше. Поначалу эти бабушки отнеслись к нам приветливо, но сдержанно, потом они присмотрелись к отцу Георгию и доверились ему. Тогда в разговоре и выяснилось, что сам храм с росписями в афонском стиле и скромные домики во дворе служили многолетним тайным убежищем для великих старцев вместе с их духовными чадами во времена советских гонений за веру.
Кто туда только не приезжал и кто там только не служил!
Иногда в деревенскую церковь потихоньку съезжались сразу трое-четверо, а то и пятеро опальных архиереев и архимандритов! В мирской одежде они выглядели скромными и незаметными дедушками с седыми бородами, но в храме за воротами старцы облачались в свои схимы, превращаясь в ожившие иконы подвижников благочестия, они вместе служили и даже фотографировались на память и в утешение для своих духовных чад.
Все старцы пережили страшные гонения и другие испытания, некоторые прошли тюрьмы и лагеря, и хотя многие из них уже покинули этот мир, но их незримое присутствие реально ощущалось в храме, во дворе и в доме, где они жили.