Исповедь расстриги. Как воскреснуть из мертвых

Вдобавок кто-то шепнул нам, что несколько лет назад в церковный колодец сбросили труп мужчины, нашли его не сразу, потом воду несколько раз вычерпали досуха и ждали, пока колодец наполнится вновь и вновь. Вроде бы вода теперь чистая, колодец заново освятили, но на нас эта история произвела гнетущее впечатление, и мы старались не пользоваться водой из него в пищевых целях, а наши девчонки в ужасе обходили стороной симпатичный колодезный домик.

Вскоре выяснилось, для чего предназначены огромные оцинкованные корыта размером с ванну, расставленные вокруг всего храма: оказывается, корыта стояли у водостоков и в них собирали мягкую дождевую воду, в которой можно было мыться с мылом и стирать.

* * *

Первой нашей многодневной работой стала глобальная расчистка храмовых помещений и колокольни от накопившегося за долгие годы хлама. В память об этом подвиге до сих пор во всех моих кошельках по очереди живёт медная двухкопеечная монета, выпущенная в 1875 году, на тот момент ей исполнилось сто двадцать лет, а сейчас без малого сто сорок пять!

Я нашла этот тёмный кругляшек под многолетним слоем пыли, когда мы вынули деревянный настил из свечной лавки в углу храма, чтобы выгрести оттуда всю слежавшуюся грязь. Оставалось только гадать, в какой момент монетка туда закатилась, неужто ещё в конце девятнадцатого века?

Пока мы убирали из закутков всяческий хлам, Алька с Нюшкой начищали до блеска почерневшие металлические подсвечники, в храме их было штук двадцать, если не больше. Девчонки изнемогали и взывали к сочувствию, показывая всем черные руки, которые ничем не отмывались, но постепенно они всё же справились с послушанием, как смогли.

Ещё в колокольне обнаружились штабеля свечных огарков, выглядели они следующим образом: судя по всему, накопившиеся огарки и сломанные свечки наши предшественники складывали в круглый таз и ставили его где-то у печки, отчего воск частично плавился, но фитили оставались там же. Потом таз убирали, и когда содержимое остывало, то его вытряхивали, и получалась огромная лепёшка, похожая издали на горелые макароны. Таких вот лепёшек, стоящих в пыли друг на друге, Коля с Игорем нашли штук двадцать, не меньше!

Парни посоветовались с матушками и потом ещё несколько недель между делом очищали бесценный стратегический запас. Для этого им приходилось разжигать костёр и расплавлять в тазу очередную лепёшку, дальше они как-то приспособились процеживать жидкий воск, отделяя фитили и мусор, в процессе оба обжигались немилосердно, потому что грязный перетоп пузырился, шипел и плевался во все стороны.

Мы все трудились с раннего утра и допоздна, а ночью сходились в храм на молитву, свет не зажигали, в таинственной темноте горели только лампады да несколько свечей. Там отец Георгий впервые почувствовал себя настоятелем, главным лицом в храме и на приходе, и мы тоже старались относиться ко всему вокруг по-хозяйски. Матушка Татьяна и наша женская часть коллектива бесконечно хлопотали на кухне, готовили еду, накрывали на стол, потом мыли посуду в тазах, вручную стирали, убирали, вдобавок все ещё были заняты на службе в храме почти каждый день.

Праздников летом много, и матушки соскучились по монастырскому служению, они сами упрашивали отца Георгия служить ещё и ещё, хоть им нелегко давалось столько времени стоя петь и читать, а ведь на них ещё оставалось собственное хозяйство с огородами.

Зато уж как старались добрые матушки научить нас всему, что знали сами!

Мы переписывали у них ноты редчайших песнопений, доставшихся от старцев и собранных в самых диковинных местах. Нам с любовью передали в наследство иерусалимские, афонские, грузинские, закарпатские, гагаузские варианты церковного обиходного пения, нас терпеливо обучали уставу, объясняли, как читать по старинным книгам, где всё иначе и текст напечатан сплошной массой без абзацев и выделений красным цветом.

Алька и Нюшка тоже всегда стояли на клиросе с нами на равных, матушки даже доверяли им читать Шестопсалмие на всенощном бдении по старинному богослужебному сборнику. Девчонки незаметно дрались между собой за это священное право, продолжая мило улыбаться, но втихаря за юбками они до крови щипали друг другу руки, сохраняя невозмутимые ангельские личики, потому что в то время сольное чтение Шестопсалмия занимало первое место в их системе ценностей.

Да, действительно, ответственный момент службы, ничего не скажешь, ибо шесть псалмов символизируют Страшный Суд, в храме выключается весь свет, гасятся свечи, и в темноте чтец с единственной свечой выходит на середину храма, ему нельзя ни сбиться, ни оговориться, пока он читает псалмы, поэтому лучше знать их наизусть со всеми непривычными ударениями в словах.