Что именно и в какой момент я должна буду делать и как себя вести?
Что от меня потребуется в дальнейшем?
И так далее, и тому подобное…
Безумие, но я ни разу даже со стороны не видела монашеский постриг и не знала, что именно и в какой последовательности там происходит. И самое главное, я понятия не имела, как мне жить потом в соответствии с данными обетами?
Владыка мне сказал, что в тайном постриге я останусь жить дома, как раньше, всё то же самое, только монашеский параман под одеждой и ежедневное монашеское правило, но я чувствовала, что завтра моя жизнь радикально изменится навсегда.
Я дождалась матушку, прошла за ней в кабинет и там решилась задать какие-то вопросы, но почти не поняла её ответов, и вовсе не потому, что она не хотела мне помочь, просто могла и не знать нужные ответы, ведь у игуменьи монастыря имелся совсем другой опыт.
Только через несколько лет я поняла, что мой постриг ломал все монастырские устои и был невыносимым соблазном для сестёр, которые годами жили в монастыре и трудились изо всех сил, зарабатывая себе постриги послушанием и смирением, как повышение за выслугу лет на производстве. И тут появляюсь я и сразу получаю то, о чём большинство молодых сестёр лишь мечтает!
В какой-то момент матушка дала понять, что наш разговор пора заканчивать, и я в отчаянии попросила объяснить мне, что же всё-таки со мной случится завтра. Она улыбнулась и подала мне толстенный том на церковно славянском языке с описанием чина монашеского пострига, а сама вышла из кабинета отдать распоряжения дожидавшимся за дверью сёстрам.
Уже открыв дверь, матушка вдруг обернулась и сказала мне, что завтра вечером я небось уже стану какой-нибудь монахиней Альбиной. «Неправда!» – подумала я. – «Нет такого имени в святцах, наша подружка Альбинка крестилась с именем Афанасия, оно ей понравилось тем, что необычное».
И на этом моя мысль ускользнула, а я уставилась в текст, который свободно могла бы прочитать в другое время, но сейчас глаза лихорадочно бегали по строчкам, и я не понимала там ни слова! Секунды громко тикали в ушах, и мне пришлось сдаться – ладно, будь что будет!
За неделю до этого у меня состоялся непростой разговор с отцом Георгием, я передала ему почти всё, сказанное мне владыкой, и от батюшки я не скрыла ни сроки моей жизни, ни иерусалимские новости. Отец Георгий стойко выдержал удар, и хотя я почувствовала волну его ревности, но он с ней справился так, что ни один мускул на лице не дрогнул.
Нет, это не та ревность, о которой пишут в романах или в уголовной хронике, но так тоже называют особое собственническое чувство, которое испытывают, например, учителя к своим ученикам, когда у тех вдруг появляются другие авторитеты. Всем известна родительская ревность, и что-то подобное бывает у духовников, когда их духовные чада ходят на исповедь к кому-то ещё. Учтите, многие старцы очень ревнивы, чтобы вы знали.
На красной дорожке
И вот настала пятница 18 апреля 1997 года.
Я встала рано, в окно уже заглядывало солнце, обещая ясный погожий день, но пока его тёплые лучи мягко струились сквозь лёгкую дымку тумана, нежно освещая цветущие деревья. Я быстро собралась, что-то съела и поехала на автовокзал с большой клетчатой сумкой, в неё ещё с вечера я уложила всё необходимое для пострига. Сумка весила немного, но из-за длинных ручек постоянно цеплялась за все ступеньки и бордюры, мне приходилось то поднимать её на плечо, то нести на согнутой руке.
Накануне я договорилась с Танечкой-регентом, что они с мужем приедут на машине в монастырь вечером перед постригом и привезут мою Альку, которая всё ещё лежала в больнице, но её обещали отпустить домой на одну ночь.
Автобус мчался знакомым маршрутом, за окном мелькали леса, поля и деревни, но привычные пейзажи вдруг вызывали непонятное смятение и трепет, отчего звенело в ушах. Казалось, что воздух вокруг тоже легонько звенит, и я ощущала рядом чьё-то невидимое присутствие и внимательный взгляд, а в ярком утреннем свете мне мерещились удивительные картины – обычный лес вдоль дороги превращался в сказочный и дремучий, над верхушками сосен поднимались купола дивных по красоте храмов, а мои ноздри щекотали необыкновенные ароматы не то цветов, не то ладана.
Не чувствуя земли под ногами, я прошла километр от автостанции к монастырю с невесомым телом, как на крыльях долетела. Звенящее волнение всё возрастало по дороге к корпусу и пока я ждала у владыкиной двери. Мне стало казаться, что я вот-вот лопну от этого хрустального звона внутри, но тут настала моя очередь зайти в кабинет.
То ли солнце вдруг спряталось, не знаю, но в большом красивом кабинете царил синеватый полумрак. Владыка выслушал отчёт о моих приготовлениях и отправил меня в собор, чтобы до вечерней службы я успела написать исповедь за всю жизнь, точнее, в моём случае, с момента крещения.