Исповедь «святой грешницы». Любовный дневник эпохи Возрождения

Я склонилась, чтобы поцеловать правую ступню, а затем массивный перстень на руке папы и услышала его ободряющий голос:

– Ты испугана, малышка?

Это обращение вернуло меня к жизни! Пусть он папа римский, Святой отец для всех христиан, но он все равно мой отец.

Это был момент большого счастья.

Я не задумывалась, какие выгоды может принести нам с братьями и остальным родственникам восхождение отца на Святой престол, для меня главное, что, став папой, он не отринул своих земных детей.

Но новое положение отца многое изменило. Я не говорю о Джулии, расцветшей ярким цветом в качестве любовницы папы, о донне Адриане, ходившей с таким видом, словно избрание отца папой ее личная заслуга, но изменилось положение нас, его детей.

Хуан немедленно стал желанным супругом для родственницы короля Фердинанда, а я ценной невестой, которую вовсе не стоило отдавать графу Гаспару де Прочидо, как бы тот ни был хорош собой и обходителен. У папы Александра была не замужем всего одна дочь – я, одна старшая сводная сестра уже умерла, а вторая давно замужем. Донна Адриана высказалась весьма ярко и определенно:

– Теперь твое замужество – дело политики.

Я вовсе не желала, чтобы меня выдавали замуж из политических соображений, я хотела стать женой неведомого мне графа де Прочидо, как ему обещано.

Но вмешалась пресловутая политика, помолвки расторгли, причем испанскую – с легкостью, а вот Прочидо счел себя оскорбленным и был прав. Все для того, чтобы заключить политический союз с миланской партией посредством моего брака с овдовевшим герцогом Пезаро – родственником кардинала Асканио Сфорца Джованни Сфорца.

Джованни был вдвое меня старше, его супруга Катарина недавно умерла при родах, он кузен самого Лодовико Моро, хозяина Милана, а потому представлял интерес для отца в качестве зятя.

Однажды донна Адриана и Джулия особенно внимательно проследили за тем, во что я одета и как причесана. Джулия то и дело одергивала меня, напоминая, что я должна выглядеть скромной и милой, пока я не взвыла:

– Разве я выгляжу иначе?!

Когда мы вернулись из церкви домой, мне было объявлено, что меня тайно приехал смотреть герцог Бишелье Джованни Сфорца, мой возможный жених, и именно ему я должна была продемонстрировать свою скромность. Я возразила, что мой жених граф де Прочидо!

– Уже нет. Но ты вряд ли понравилась Джованни Сфорца.

Донна Адриана подтвердила слова Джулии: синьор Джованни Сфорца действительно пожелал сначала увидеть дочь папы, опасаясь уродливости или чего-то похуже.

Я не была наивной, но не вполне понимала, что же боялся увидеть Джованни. Однако вся эта возня не способствовала моему к нему хорошему отношению. Оскорбительно, когда тебя рассматривают, как кобылу на лошадином рынке, решая, достойна ли стать женой вдовца. Я простила бы Джованни Сфорца, попытайся он не только тайно посмотреть на меня со стороны, но и проберись во дворец, чтобы поговорить. О, я бы влюбилась в него по уши за одно такое намерение!

Когда через несколько лет я, выйдя замуж за своего нынешнего супруга Альфонсо д’Эсте, обнаружила полное его равнодушие к себе, я все равно была готова простить ему все за одно короткое упоминание, что он уже видел меня однажды, когда был на нашей свадьбе с Джованни! То, что Альфонсо запомнил меня на столько лет, помогло переменить мнение о нем.

Но Джованни Сфорца оказался не столь романтичен, чтобы лезть в окно или хотя бы дать знать о себе, он счел меня не слишком противной и вернулся в Пезаро, согласившись на обсуждение условий нашего брака. Условия со стороны папы Александра были королевскими – за мной давали 31 000 дукатов частично деньгами, частично украшениями. Много ли есть невест с таким приданым, приносящих его не королю, а всего лишь владельцу не самого большого герцогства?

Но меня мало заботили вопросы приданого и богатства вообще, мы с братьями привыкли не испытывать никаких проблем с удовлетворениями любых своих желаний, у отца было достаточно для этого средств, а у Чезаре даже существовал свой немалый доход от его церковных должностей.

Совсем иное дело внимание будущего мужа ко мне, его уважение, его приятность и прочее. Пока Джованни Сфорца не давал мне повода думать о нем как о прекрасном принце. Правда, Джулия, которая видела его, сообщила, что мой будущий супруг недурен собой, в меру умен, в меру воспитан. Нет, он вовсе не противен, а что не пытался тайно встретиться со мной, так не все же столь романтичны.

Ее слова помогли мне сохранить бодрость духа. Мне не исполнилось тринадцати, в таком возрасте двадцатишестилетний человек не кажется молодым, но если сравнить судьбу двенадцатилетней Маддалены, отданной сорокалетнему распутнику и пьянице, или Джулию, ставшую любовницей моего отца, который годится ей в дедушки, то получалось, что моя судьба не столь уж дурна…

Если б я только знала, что меня ждет дальше!

Наша свадьба с Джованни была пышной, но супругами мы так и не стали.