Старший сын лямку тянет на флоте, дослуживается до флотского старшины. Младший? Из ремеслухи да в армию, загнали аж в Узбекистан, суд охранять. Там отличился. Как то в роте охраны стоял, пока судьи судили какого то армянина, которому надлежало смертную казнь получить за грехи. А в зале суда народа толпа, армян набралось битком набито. Агрессивность толпы возрастала, и наконец подались они к клетке, выручать однородца. Младший сын был в наряде за старшего. Вначале криком крикнул: стоять! Толпа есть толпа, в инстинкте крови жаждала, крови судей и этого хлопца, что с автоматом стоял, стережил клетку с их одноплеменником.
Смотрит сын младший: толпа то неймётся! Да как вскинет свой автомат, да как даст очередь в потолок. Шарахнулась толпа врассыпную. Пули летели вверх, в потолок, где на втором этаже судейского здания восседал его председатель. Тот председатель чуть было не осрамился, с такого перепугу да переляку (перепуг по украински). Ещё бы, ни с того ни с сего пули летят, пробивая полы.
Ну, естественно, разобрались в инциденте, да вместо армейского нагоняя получил младший сын отпускную. Да и случай такой попался, как не отпустить, раз пришла похоронка на отца.
Приехал в село хоронить родного тятеньку. А как дело было? То тайна сия, и опять шепотком-говорком по селу покатилось, что не без греха Полины тут обошлось.
Убили отца. На Днестре. Якобы он пошел на рыбалку, да бросил в воду то ли динамит, то ли иную глушилку. Да вместо рыбы попал сам в себя. И погиб. Но село буркатало, что ему, наконец, бандеровцы отомстили за службу в рядах Красной Армии, раз такой случай удобный нашли.
А, может, жёнушка родная подустала от пьянства мужа. Да и зачем ей такой муж, только растраты на самогон. Дом то уж выстроен.
Да что бы не говорили злые языки по селу, отца не воротишь. Поплакал младшой, постоял у отца на могилке. И снова в свой Узбекистан, службу заканчивать.
А после службы братья, старший со флота, младший с охранной стези подались кто куда. Вы спросите, в дом? Категорично отвечу: и думать не думали.
Старший женился вскорости на городской, прекрасной дивчине Свете, стали они угол снимать в городке. В том самом, в Каменец-Подольском. Родили дочку, потом и сынишку. Но к матери не перебрались. Отмазки одни у снохи и сыночка: работа обоих в городе, садики для детей тоже в городе. В гости наведавывались, да не сильно и часто. Когда-никогда мать дозовётся черешню собрать, клубнику да прочую ягоду закатать по банкам-вареньям. Да картошку сапать(окучивать), собирать. А картошки той чуть не в гектар. Но соток десять, наверное. И весь урожай – в кладовые, в погреба, что на западной Украине лёхом зовутся.
Младший, тот более учудил. После армии взял да подался на Дальний Восток. От матери за семь тысяч верст юноша дёру дал. И тоже с красивой отмазкой: дескать, я подженился на крале, что Асей зовут, с ней и бедуем на Дальнем Востоке. А домой мы поедем, когда на то отпуск даётся.
Правда, в тех отпусках урабатывался до невозможности, дом обихаживая да забор городя, что муром звался по местному. Дом стоял у дороги, и забор вечно ремонта требовал, то текущего, то капитального.
Да и двор свое требовал. То во дворе колодец чинить, то лёх ремонтировать, то сушилку установить для урожайной для фрукты и ягоды. Чернослив и малина, яблоки, груши, клубника, черешня и что-то ещё, я уж забыла, росли во саду, да не по деревцу. Сад, целый сад виднелся за домом. Ага, вспомнила, ещё был абрикос. Я уже говорила, что земля урожайная в тех местах. Богатейшая там землица.
Соберётся весь урожай, а во дворе умелые руки давно смастерили сушилку для фрукты и ягод. Коптится ягода-фрукта, отдаёт аромат. Благодать. Сутки иль двое, и «сушка» готова.
Ту «сушку» мать мешками везла по зимам, то в Мурманск, то ли куда туда, где народ побогачей. Так и наскребла на сушке бесплатной деньжищ на машину. Купила старшему «жигули». За семь тыщ с половиною. И это при пенсии в 12 рублей. Не шучу. Сама видела пенсионное, где чёрным по белому отписано, что колхозная пенсия у Полины 12 рублей да с малой копеечкой.
Пенсия маленькая, а во дворе машина блестит, и в стеклах оконных громадного дома машина тоже блестит да отсвечивает.
Ах, какой то был дом. Домина! Окна блестят, ставни синею краской покрыты по деревенской по моде, черепица краснеет на крыше. Комнаты в доме сундуками набиты добром. И свое, вязаное, тканое да расшивное, и приобретенные шубки две или три. Полина вещи складает, да думает про себя: может, сама буду шубки носить, может, невесткам что перепадет когда то, но не сейчас. Кроме шуб, в сундуках одеяла, платки, полотенца да простыни, и прочая и прочая нажитая годами рухлядь (вещи).
Раз в год, перед Пасхой, перекладывались сундуки. И снова щёлкал замок. А для жизни обыденной и малая кухонька пригодится. В той кухне спала. В той кухне готовила. в той кухне ночь коротала в ожидании. Чего? Сама понять не могла, всё чего то ждала. Может, счастья?