Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

Белая скатерть из полотна, что сама Полина ткала да белила. Всякие рюмки да гранёные стаканы, стаканчики валялись на чердаке, где хранилось всё «про запас». Вход на чердак только из дома, потому воров не стереглись, и хоронили всё «на потом» на чердачном просторе. Копилось за долгие годы это всё «на потом». Пылилось да ржавилось. И годы прошли, а всё так и пылилось добро, ожидая заветного часа: свадьбы сына или чьих похорон. И на похоронах и на свадьбе нужны стаканы-стаканчики и ложки. Вилки не полагались, особенно на похоронах.

Итак, строится дом. Младшенький подрастал, всё больше и больше втянут в работу. Про черепицу мы уже говорили, да кроме неё хватало хлопот на целый день. А ещё треба (нужно) пасти худобу (крупный рогатый скот) по очереди, по жребию, что улица учинила. А ещё сено косить для коров. Вначале в хозяйстве держали не одну и не две толстых коровы, почти стадо паслось за селом. Молочко да сметанку Полина возила на рынок. На обмен дефицитных товаров: после войны город жил туго. А город большой, рабочий Каменец-Подольский. Людям и сало, и сметана, и молочко только давай! У рабочего люда тоже детишки растут, молочко да сметанку домашнеюю растущие организмы трескают за обе щеки. А государственное молочко, разве то молоко, до пяти раз разбавленное.

Полина ранним-ранёхо плелась в Каменец, тащила на собственном на горбу и молоко, и сметанку, и черешню и сало. Что родила земля, а земли там благодатны! носилось за тридцать с лишним километров на рынок на городской. Оттуда опять на горбу гвозди тащила и скобы, и ещё тысячу тысяч наименований нужных товаров для дома.

Сыновья трудно закончили школу. Младший так и писал всю свою жизнь дождь таким чином: «дощь», путая русский с украинским (на украинском языке «дождь» пишется как «дощ»).

Старшего призвали в армию, точнее на флот. На целых три года. Дом достраивали втроем мать, младший сын и отец. Именно в такой очередности: мать, затем сын, потом уже сильно пьющий отец.

Считай, почти двадцать лет ставился дом. Крепок дом, прочен и сложен на славу. Окна сияют оконным стеклом. Ох, как доставалось стекло, как доставалось! У председателя вымолила да вытребовала Полина стекло. Только что не матом не крыла застарелого председателя, но выписал таки стекло для семьи, вспоминая заслуги работящего Николая.

А что младший сын опять без рубахи остался, так то дело житейское. Походит в домашней тканине, что выткала мать да из которой сшила рубашку. То же и со штанами, которые брюками обозвать крайне трудно. Штаны они и в африканской пустыне штаны, не то что в селе.

Ах, если бы речь была только в этих штанах. Штаны, что? Тогда все жили трудно, и всем надо строиться, учиться и жить.

Как все, тогда и ладно бы и было бы. Вся страна горбатилась на работе, голодала и ночевала в холодных домах. Но детишек рожали, и ладили семьи, и жилища себе худо-бедно отстраивали. Кто ладил дом деревянный, кто из самана-глины наскоро мастерил. Каменный дом это редкая редкость была. В камень строили роддома и больницы, здания сельсоветов и изредка школы. Сады там и ясли деревянными были, а то и из самана лепились на скорую руку.

А уж в селе, да для для частника каменный дом это богатство неслыханное, богатство невиданное.

Подкатывал председатель: отдайте нам дом под школу, под магазин или садик. Колхоз вам любой дом отдаст, на который укажете.

Мать отказала.

Мать страстно кипела, как строила дом! Не раз, и не два, а тысячу или две, вспоминала, рассказывая сыновьям, как жили их баба и дед, родители мужа. Ну, те самые, что раскулачены перед войной. Какой достаток имели, сколько коров, сколько свиней, и сколько люда батрачило на стариков, пася и доя тех самых коров, выгребая дерьмо из скотинников.

Как сладко ели за панским столом, как обрезки-доедки бросали наймитам. И как она, из простой наймички, стала снохой, и стала сидеть не у порога, ловя жадно объедки, а за столом! За хозяйским столом, где царствовал дед, отец Николая.

Не прекословили тем речам её сыновья, не прекословил и муж. Мотали на ус? Только муж чаще и чаще прикладается до самогонки, старший рад да радёшенек, что подался на флот, где флотская тяжкая служба казалась ему за раз плюнуть, как часто сам потом говорил.

Младший лямку тянул до четырнадцати, пока не пошел в «ремеслуху», то есть ремесленное училище. А куда ещё брать пацана, если в грамоте не силён, зато руки на месте?

Итак, дом почти выстроен. Оставалось по мелочи то да се долатать, достроить да приладнать.

Выстроен дом, дом громаден и… пуст!