В последние её годочки старушка вовсе от разума избавилась: вывесит вонючее до тошнотищи белье или матрас и дыши, наслаждайся прохожий народ! Раз как-то случайный мальчонка осмелился только сказать: «фу, как воняет!», так старая ведьма с прытью невероятной накинулась матом на пацана и его вовсе безвинную мать.
Соседи терпели: внизу открывали окошки во двор, а справа и слева окна на море.
В комнатушке старой мебели не было, не было плитки и унитаза. Как только жила? Весь двор обзавелся удобствами. Бабушка Дуся одна коротала свой век в привычном дерьме неудобств. Что ела не ведаем, гоститься у Авенировны она не привыкла. Скандальный характер довёл даже кроткую.
Да, Авенировне на соседей уж точно не повезло: справа жил бывший полковник Максим, слева дни коротала ошалелая старая Дуся.
Дуся долго жила, пережила даже Максима, хотя старше была лет на пять или восемь. А умерла она страшно и странно.
Племяш с парой бутылок кефира по лестнице прогремел, долго стучал в дубовые двери. Дверь не открыли. Позвали соседей да участкового. Тот что-то быстренько так появился. В крохотной комнатушке лежала нагая старушка. Ободраны до крови руки и ноги, всё тело покрыто пятнами синяков от ударов, рот порван почти до ушей. Зрелище – жуть! Версия грабежа отпадала мгновенно: весь городишко наш знал, что бабка жила слишком уж бедно.
Конечно, злых языков в городишке хватало. Болтали про нажитое неправедно в годы войны, когда бабушка Дуся, тогда вовсе не бабушка, с немцами миловалась, добро наживала, да сразу после войны с комендантом сдружилась, потому лагерей избежала. Тоже болтали, что награбленный скарб коменданту отдала, выторговала себе комнатушку у моря. Сразу после войны той комнатушке цена, что сейчас «мерседесу». Зажила баба Дуся привольно, вольготно, нимало не печалясь отсутствием как мужа как такового, да и детей. Ну, с мужьями после войны была еще та проблема, а вот ребенка родить тут Дусе вначале было некогда за делами-делишками торговыми да развесёлыми вечерами с комендатурой городской да пришлыми вояками. А потом стало поздно.
Нет бы, нерастраченные материнские инстинкты перебросить на неудавшегося племяша: его горбик рос и рос. Да не любила Дуся убогих. Так, иногда кидала ему кусок от щедрот своих, комендантских. Вот и все привилегии. Племяш обиду не держивал: пустое брюхо гордыню не терпит.
Кто Дусю грохнул, осталось неведомо, только мотался племяш по милиции, прокурорам зазря. Заключение дали: умерла, мол, от старости. И в воду концы. Хлопоты по эскгумированию, ну ещё чего, прокурор даже засмеялся, откуда, мол, знаешь, убогий, такие слова. На том все и покончили.
Племяш куда-то долго отписывал бумажонки, бегал по юристам та адвокатам в слабой надежде на правду, пока не сказали умные люди – боись! Тогда только отстал.
Авенировна было пыталась докопаться до правды да истины, водила племяша бабы Дуси к знакомым юристам.
Все кончилось тем, что продала Авенировна хатынку добрым людям из самой Москвы, перебралась к дочке на Волгу. И, правда, если убили соседей двоих, и слева и справа, что ей ожидать, пенсионерке, муж-инвалид, сын не подрос. Забоишься.
А дом был высокий, красивый, с лепниной, балконы резные, потолки под пять метров, окна смотрят на море, лестница в мраморе. Чудо, не жизнь.
Дом. Полина
«Сидит старуха у синего моря, а перед ней – разбитое корыто»
Присказка будет такая.
Было трудным, очень трудным раннее детство. Да и позднее сахаром-медом в рот не лилось. Родители оба и сразу погибли в голод, что лютовал в Украине в середине тридцатых годов. Постарались Сталина люди, и мёрли и мёрли млад и старой человек. Так умерли и родители. Полинка в двенадцать годков подалась работать по найму наймичкой. И нянькой, и кухаркой, и лён ворошить. От какой работы откажешься, когда от голода скулы сводит на нет! Помытарилась-помытарилась, походила «по людям», нахлебалась ласки людской чуть не досыта. К шестнадцати заневестилась.
Красавицей стала! Очи синевы небесной, необычайной, высокая грудь, ровная стать, шелковые волосы спрятаны под платок. Женихи кругами стали виться у хаты. Сёстры её, а были и сестры, и помоложе и старше, уговаривали: не продешеви красоту!
Не продешевила. Вышла замуж за некрасивого, да богатого. Не любила, но богатство манило, тянуло к весёлому пареньку. Характер у парня был славным, слыл добрым и работящим. Вот и сошлись.
Родители парня взяли сиротку Полинку в семью за её красоту с целью улучшить породу. Да за работящую натуру. Полинка умела и мыть, и скрести, и белить, и красить, мешки тягать (носить), что мужикам не под силу. Делала всё, что в селе надобно делать невестке.
Съедала не миску, а тазик еды – и за работу! Пахала, что конь.