Маурисиу, однако, ещё долго не мог успокоиться и не хотел слушать никаких доводов Катэрины.
— Она стала неузнаваемой. Сошла с ума! — твердил он. — Это просто кошмар какой-то! Продаёт фазенду, любезничает с Фариной!..
— Но вы же с Беатрисой давно хотели, чтобы она перестала ходить в трауре, — напомнила ему Катэрина.
— Мы ошибались. Тогда в ней было достоинство, а сейчас его нет. Сняв траур, она утратила и достоинство!
Терпение Катэрины и без того было на пределе, а тут она окончательно вскипела и, перестав церемониться с Маурисиу, перешла на более доходчивый, простонародный язык:
— А у твоего отца было достоинство, когда он делал Жулию?
Шокированный её грубостью, Маурисиу на какое-то время умолк, а затем произнёс упрямо, с горящими от волнения глазами:
— Мой отец всегда был и остаётся для меня кумиром! Я никому не позволю оскорблять его память! Ни тебе, ни моей матери. Запомни это!
Глава 9
Не обнаружив Марию и ребёнка в гостинице, Мартино довольно быстро отыскал их в пансионе доны Мариузы и, с трудом сдерживая гнев, приказал жене:
— Собирайся! Поедешь со мной на фазенду, которую я намерен купить.
К несчастью для Марии, Мартино заявился в пансион поздно вечером, когда Дженаро уже отправился на службу в ночное заведение и не мог её защитить. Поэтому Мария была вынуждена противостоять мужу одна.
— Никуда я с тобой не поеду, — твёрдо сказала она.
— Поедешь. Ты моя жена и должна меня слушаться.
— Я больше не твоя жена. Я ушла от тебя. Разве ты этого не понял?
— Нет, ты пока ещё мне жена, — недобро усмехнувшись, сказал Мартино. — И будешь делать всё, что я сочту нужным. Собирайся!
— Я отсюда никуда не поеду, — вновь повторила Мария.
Мартино понял, что уговорами тут не обойтись, и пригрозил ей:
— Тогда я поеду с сыном. Увезу его на фазенду.
— Он не твой сын! — парировала Мария.
— Но он этого не знает и никогда не узнает, — угрожающе произнёс Мартино. — Я имею право забрать его, и закон — на моей стороне. А ты решай, причём немедленно, будешь ли ты жить со своим сыном или хочешь потерять его навсегда!
Мария поняла, что он действительно возьмёт сейчас ребёнка и увезёт его в неизвестном направлении, а её просто отшвырнёт от себя как ненужную помеху...
Мартино же понял, что она заколебалась, и, взяв спящего малыша на руки, направился с ним к выходу. Как он и предполагал, Мария тотчас же воскликнула:
— Нет! Не уходи! Я еду с тобой.
Они так спешно покинули пансион, что Мариуза даже не успела попрощаться с постоялицей и спросить, куда её уводит муж.
— Этот сеньор был страшно сердит и увёз Марию силой, — рассказывала она потом Дженаро, который плакал от горя. — Простите меня, я не уберегла вашего внука. Но что я могла сделать? Ведь у них же семья... Даже если бы я вызвала полицию...
— Не вините себя, дона Мариуза, — отвечал сквозь слёзы Дженаро. — О моём внуке должен был позаботиться я сам. Надо было спрятать его и Марию в надёжном месте. Господи, что же я теперь скажу сыну, когда отыщу его?
— Может, Мария напишет нам? — робко вставила Мариуза, пытаясь хоть чем-то успокоить Дженаро, но он даже не услышал её.
— Эх, если бы я в тот момент был здесь! — говорил он. — Я бы не отдал моего внука фашисту! За всё бы с ним поквитался!..
Мариуза испугалась.
— Что вы такое говорите, сеньор Дженаро? Не дай бог, вы бы тут стали драться с этим фашистом! Мария говорила мне, что он страшный человек, он убил трёх крестьян в Италии. Наверняка у него есть оружие. Это счастье, что вас не было дома! Господь уберёг вас!
Она ещё долго причитала над осиротевшим, но избежавшим худшей участи Дженаро, а он не находил успокоения и совсем впал в отчаяние, то и дело повторяя:
— Это божья кара! Он наказывает меня одиночеством за то, что я был несправедлив к Тони. Отобрал у меня жену, внука, и с сыном я теперь никогда не встречусь.
Потеря внука и Марии сильно подкосила Дженаро, он сразу как-то осунулся, постарел. Мариуза и студенты сочувствовали ему, утешали его как могли. Не отставали от них и девицы из борделя: каждая пыталась подбодрить его, отвлечь от дурных мыслей, а больше всех, конечно же, усердствовала Малу. Она постоянно вертелась возле Дженаро, чем спровоцировала своего постоянного клиента Умберту на очередную вспышку агрессии. Не в меру подогретый спиртным, Умберту пустил в ход кулаки, пытаясь вытолкать Дженаро на улицу. Между ними завязалась драка, и Жустини пригрозила Умберту, что сдаст его в полицию. Лишь после этого он поумерил свою воинственность, но, покидая с позором бордель, пригрозил Дженаро:
— А тебе, дед, я это припомню! Я ещё вернусь сюда!
Дженаро ничего не смог сказать в ответ — его трясло от возмущения и праведного гнева.
Девицы обступили своего героя со всех сторон, усадили его в кресло, а Малу поднесла ему бокал с каким-то крепким напитком, и Дженаро выпил — для успокоения. Вскоре он и впрямь успокоился, только пальцы стали деревянными и всё тело разом отяжелело. Коварная Малу, воспользовавшись этим, предложила Дженаро немного отдохнуть и любезно сопроводила его в свою комнату.