Испытание на зрелость

— Какой-нибудь сильный яд, — повторила Марушка как в бреду.

— Ты больна, тебе надо полежать. — Боб снова взял ее за локоть. — Останься у нас, отдохнешь, а потом я отвезу тебя куда-нибудь. Это будет самым разумным.

— Нельзя. Я должна вернуться обратно.

— Это безумие. Говоришь, что боишься, как бы он не выдал, а сама лезешь в капкан. Подумай сама!

Марушка открыла глаза. В них сквозили смертельная усталость, печаль и безразличие.

— Среди тех листовок, которые я отдала Дуфеку незадолго до его ареста, я случайно оставила письмо Любе в Пльзень.

Боб вздрогнул и заметно побледнел.

— Возможно, он нашел письмо и успел уничтожить, — предположил он, но голос выдал его волнение.

Марушка снова покачала головой. Ее лицо исказила гримаса, как будто она испытывала невыносимую боль.

— Это непоправимая ошибка! — вырвалось из уст Боба.

— Именно поэтому мне и нужен яд, — прервала она его.

— Подожди, подожди, это не решение, — Боб напряженно думал, как ее разубедить. — У меня нет яда. Где его достанешь?

— Попроси у местного врача, ты же его знаешь. Может, он тебе даст.

Мгновение он смотрел на нее, потом решительно произнес:

— Нет, этим ты никому бы не помогла. Мертвый воин не принесет пользы нашему делу. Ты не одна отвечаешь за других. Поэтому ты должна бороться за жизнь любой ценой, понимаешь? Это твой долг.

Марушка опустила голову. Мокрые волосы упали на ее лицо. Она не отбросила их, как будто ей все было безразлично.

— Ты устала, — убеждал он ее. — У тебя сдали нервы. И потом, попасть к ним в руки еще не означает умереть. Арестованные часто возвращаются домой и приносят еще много пользы.

Она стояла неподвижно, словно не слыша его. Затем медленно повернулась и взялась за ручку двери. В последний раз он попытался ее задержать:

— Не ходи, умоляю тебя, останься у нас, пока обстановка не улучшится.

Марушка отрицательно покачала головой и сжала ручку.

— Я должна… предупредить… — тихо произнесла она. — Остается мало времени.

Она открыла дверь. Тьму декабрьской ночи обильно орошали струи дождя. Марушка подняла воротник плаща и направилась в глубь сада.

— Куда идешь? — остановил ее Боб.

— Пойду через сад, — прошептала она и быстрым шагом направилась к голому кустарнику у забора.

Когда Боб подошел к нему, он услышал только ее удаляющиеся шаги.

Марушка перелезла через забор соседнего двора и исчезла в лесу. Высокие деревья окружили ее, как молчаливый отряд солдат, ждущих сигнала к атаке. Где-то здесь должна быть дорога. Марушка посветила себе фонариком. В нескольких метрах справа она заметила обнаженные корни, торчащие из глины. Девушка направилась к ним, а затем по узкой тропинке стала спускаться вниз. Подошвы скользили, и ей пришлось несколько раз хвататься за ветви, чтобы не упасть.

Тропинка все сужалась, по обеим сторонам сплошной стеной стоял кустарник.

«Может быть, я сбилась с дороги?» — подумала Марушка, когда зацепилась полой за колючую ветку. Теперь ей нужно было буквально продираться вперед. Вода хлюпала в ботинках, стекала по спине. Она снова зажгла фонарик. Почему так затянулся путь? Должен же он когда-нибудь закончиться! И действительно, в эту минуту перед ней открылась опушка леса. Там уже не было никаких кустов. Марушка с трудом сделала еще несколько шагов, снимая с пальто и чулок прицепившиеся веточки, и испуганно остановилась.

Она оказалась на краю обрыва. Под ней зияла глубокая темная пропасть, из которой тянуло сыростью.

Марушка тяжело опустилась на землю и заплакала.

35

Вероятно, уже никогда не выглянет солнце, никогда не развеется тяжелый, беспросветный мрак, окутавший землю.

Ледяной дождь хлестал по лицу Марушки, когда она спешила по знакомой протоптанной дорожке вдоль Белого ручья к бабушке. Слева глухо шумела вода, справа виднелись низкие дома и за ними лес. Сколько раз она туда ходила! Всего несколько месяцев назад на огородах вдоль ручья цвели огурцы и дыни, оттуда тянуло тяжелым запахом цветущих олив. Еще недавно она с бабушкой пекла картофельные оладьи, ловила с Ольдой рыбу к ужину. Она вспомнила, как они печатали в подвале листовки и рассуждали в своем бункере о том, что произойдет после окончания войны в освобожденной стране и что они построят жизнь иначе, лучше и справедливее…

Марушке казалось, что с того времени она будто бы постарела на десятки лет и до смерти ей осталось совсем немного. Окрестность так ей знакома, что она могла бы идти вслепую, но сейчас все здесь кажется чужим, враждебным. Будто на каждом шагу в темноте подстерегает опасность.

Домик бабушки должен быть уже близко. Дождь такой сильный, что не видно ничего в двух шагах, но Марушка нашла бы его с закрытыми глазами.

— Боже мой, Марушка, да ты вся промокла и трясешься от холода! — ужаснулась бабушка, открыв двери. — Где ты была?

— У подруги. А сейчас иду в Лажанки, но по дороге решила зайти к вам.

— В такое ненастье! Разденься, я посушу одежду, затоплю. Ты хорошенько выспишься, а утром пойдешь дальше. Работа не убежит.

Марушка сидит на краю стула, устремив неподвижный взгляд куда-то в угол.

— А Ольда… Его нет дома?

Бабушка бегает по кухне, накрывая ужин.