Испытание невиновнстью

С этого времени она всю себя посвятила детям. Приюты для сирот, пожертвования в пользу калек и умственно отсталых, опека над больными детьми. Дети, дети, дети… Он восхищался женой, восхищался ее самоотверженностью. Однако теперь забота о детях заняла главное место в ее жизни. Мало-помалу у него появились собственные интересы. Он стал более основательно изучать историю экономики, которая всегда его увлекала. Все больше и больше времени проводил в библиотеке. Погрузился в научные изыскания, писал небольшие, стилистически безупречные монографии. А деятельная, неутомимая, довольная собой и своей жизнью Рейчел вела дом и все усерднее занималась благотворительностью. Он был покладист и уступчив. Он ее поощрял: «Великолепное начинание, дорогая», «Да-да, я бы непременно продолжал в том же духе». И лишь изредка он позволял себе предостеречь ее: «Полагаю, ты хорошенько все взвесишь, прежде чем примешь на себя это обязательство. Не стоит так увлекаться».

Она по-прежнему просила у него совета, но теперь это превратилось в пустую формальность. Она становилась все более властной. Она всегда права, она всегда знает, что нужно делать. Он из деликатности удерживался от возражений и замечаний.

Рейчел, думал он, больше не нуждается ни в его помощи, ни в его любви. Она поглощена своим делом и вполне счастлива. А энергии у нее столько, что она способна горы свернуть.

К обиде, от которой он не мог удержаться, странным образом примешивалась жалость к Рейчел. Он будто предчувствовал, что путь, по которому она так упрямо следует, может оказаться гибельным для нее.

В тридцать девятом разразилась война, и миссис Аргайл тотчас же удвоила свою активность. Когда однажды ей пришла мысль открыть приют для детей из городских трущоб, она сразу установила связи с влиятельными людьми в правительстве. Министерство здравоохранения выразило крайнюю заинтересованность в сотрудничестве с ней, и она подыскала подходящий дом: новое, современное здание, достаточно удаленное от тех мест, которые подвергались бомбардировке. Тут она смогла разместить восемнадцать человек в возрасте от двух до семи лет. Все — из бедных и неблагополучных семей. Сироты, незаконнорожденные, дети, чьи матери не пожелали с ними эвакуироваться — им просто прискучило заботиться о своих чадах. Дети, с которыми в семье плохо обращались и которыми пренебрегали. Три-четыре инвалида. Для ухода за ними миссис Аргайл, кроме домашней прислуги, наняла массажистку из Швеции и двух специально обученных сиделок. В приюте все было устроено очень удобно, даже роскошно. Однажды он начал увещевать жену:

— Рейчел, не стоит забывать, что детям придется вернуться к своей прежней жизни, в то окружение, из которого мы их взяли. Нельзя допустить, чтобы это стало для них слишком болезненным.

— Да что бы мы ни делали для этих несчастных малюток, все равно будет мало. Слишком мало! — горячо воскликнула она.

— И все-таки не забывай: они должны вернуться в свой прежний дом, — настаивал он.

— Совсем не обязательно. Там видно будет, — отмахнулась она.

Вскоре война с ее неотложными нуждами принесла перемены. Медицинские сестры, истово надзиравшие в доме Аргайлов за совершенно здоровыми детьми, вынуждены были вернуться к своим прямым обязанностям — уходу за ранеными. В конце концов остались только одна уже немолодая сиделка и Кирстен Линдстрем. Прислуги тоже не хватало, и Кирстен приходилось помогать по дому. Она трудилась преданно и самоотверженно.

У Рейчел Аргайл не было теперь ни единой свободной минутки, и она была счастлива. Иногда случались и недоразумения. Однажды Рейчел, встревоженная тем, что маленький Микки все время худеет и теряет аппетит, вызвала доктора. Мистер Макмастер, ничего не найдя, предположил, что ребенок скучает по дому.

Рейчел с негодованием отвергла эту мысль:

— Это невозможно! Вы не представляете, что там за дом. С ребенком обращались ужасно, его били. Для него это был сущий ад.

— И все-таки, — настаивал доктор Макмастер, — я допускаю такую возможность. Надо заставить его разговориться.

И вот однажды Микки «разговорился».

— Хочу домой! — рыдал он в своей кроватке, отталкивая Рейчел. — Хочу домой, хочу к маме и к Эрни.

Рейчел растерялась, она не верила своим ушам.

— Не может быть! Она так ужасно с ним обращалась. Била его под пьяную руку.

— Против природы не пойдешь, Рейчел, — мягко возразил тогда он. — Это его мать, и он ее любит.

— Какая же она мать!

— Он ее плоть и кровь. В нем говорит голос крови, который ничто не может заглушить.

— Но теперь он должен видеть мать во мне, — отвечала жена.

Бедняжка Рейчел, думал Лео. Бедняжка, она могла купить все… За исключением того единственного, что было ей нужно. Она отдавала беспризорным детям всю свою любовь, благодаря ей у них теперь был дом. Она покупала им все, что душа пожелает. Не могла купить только любовь этих детей.

Потом война окончилась. По требованию родителей и родственников детей начали отправлять в Лондон. Но некоторых из них никто так и не востребовал, и тогда Рейчел сказала: