Испытание „Словом…“

Математические расчёты подтверждали догадку: 1 июля 1079 года в 4 часа 8 минут пополудни по широте Киева проходила тень частичного солнечного затмения. Это случилось за месяц до летописной гибели Романа — перед выступлением или в самом начале предпринятого им похода. Всё сходилось. Теперь можно было с большей уверенностью искать и вычленять наследие Бояна в тексте «Слова…».

Произведение Бояна как нельзя лучше подходило для целей автора «Слова…». Его герои были тоже Святославичами, к тому же ещё и родственниками — дедами — героев «Слова…». Те и другие были связаны с половцами крепкими союзными и родственными узами, оба Роман и Игорь — потерпели от них поражение. Поход, бой и поражение были канвой сюжетов обеих поэм. Даже возвращение из плена: ведь Олег Святославич бежал из Царьграда в 1083 году и вновь появился в Тмуторокане! Это к нему относили «припевку Бояна», переделанную автором «Слова…» для Игоря: «Тяжко ти голове кроме плечю, зло ти тело кроме головы». Но главное, что сыграло решающую роль в выборе, благодаря чему заурядная пограничная вылазка Игоря, окончившаяся к тому же поражением, оказалась сюжетом не только поэмы, но и достаточно обширных летописных рассказов, — главным были солнечные затмения, предшествовавшие началу обоих походов. Одно из них произошло 1 июля 1079 года, благодаря чему мы знаем время выступления Романа, убитого 2 августа 1079 года, другое 1 мая 1185 года, что подтверждает летописную дату похода Игоря новгород-северского.

Согласно представлениям той эпохи героизм обоих князей заключался отнюдь не в опрометчивом выступлении с малыми силами против превосходящего по численности врага (у Романа был пример отца, победившего Шарукана), не в личной даже доблести, но в вызывающем пренебрежении небесным знамением, недвусмысленно обрекавшим предпринятые походы на неудачу.

Вот почему можно было утверждать, что в новом тексте «Слова…» Игорь заменил Романа. Отсюда и объяснение, почему наибольшее количество заимствований из поэмы Бояна, выделяемых по своей ритмической организации, приходится как раз на первую часть «Слова…». Это были сборы в поход, когда

Комони ржут за Сулою, —
звенит слава в Кыеве;
трубы трубят в Новеграде —
стоят стязи в Путивле…

Это и неведомые нам кмети, ставшие курянами, которые

под трубами повити.
под шеломы възлелеяны
конец копья въскормлени;
пути им ведоми,

яругы им знаеми;
луци у них напряжены,
(7, 184) тули (у них?) отворени,
сами скачут акы серыи волци в поле,

ищучи себе чти а князю славе.

К этому поэтическому комплексу относятся и великолепные картины затмения и знамений, которые лишь частично поддаются реконструкции, как то:

Солнце ему тьмою путь заступаше…
влъцы грозу въсрожать по яругам,
орли клектомъ на кости звери зовут,
лисицы брешут на чръленыя щиты…

Скорее всего к Роману относятся и строки, в которых даже сохранилось первоначальное единственное число третьего лица мужского рода, хотя по тексту требовался средний род:

…не был онъ обиде порожден(о)
ни соколу, ни кречету,
ни тебе чръный ворон, поганый половчине!

На пути раскрытия контаминации Роман/Игорь меня ждала ещё одна удача.

«Тьмутороканьскый блъванъ» — пожалуй, одна из самых тревожащих загадок «Слова…», вызвавшая споры сразу же после выхода из печати «Слова о полку Игореве». У всех была ещё в памяти полемика о тмутороканском камне, о местоположении древнего Тмуторокана, который Татищев и Болтин помещали в «пределах Рязанских», а Мусин-Пушкин вслед за Г.-З. Байером — на Таманском полуострове. Но едва стихла полемика о камне с надписью князя Глеба, «мерившего море по леду» в 1068 году, как появился загадочный «блъванъ», естественно, прочитанный как «болванъ».

Логика у спорящих была одинаковой: кем бы ни был загадочный «див», он обладает голосом и, обращаясь к «Волге, Поморию, Посулию, Сурожу и Корсуню», то есть к городам и странам, включает в этот ряд и «болвана». Так «блъванъ» оказывался языческим святилищем, столпом, истуканом, памятником Комосарии, волнами Керченского пролива, самим Керченским проливом, городом Тмутороканем, каким-то половецким ханом, иранским словом «пэглеван», то есть «богатырь», каменной бабой и так далее. Ни одно из этих объяснений не удовлетворяло не только читателей, но и самих авторов гипотез. Как, впрочем, и прежние толкования «дива».