Испытание „Словом…“

Наиболее правдоподобно объяснил «дива» С.В. Шервинский, наш старейший, самый тонкий и поэтичный переводчик и истолкователь «Слова о полку Игореве». Огромный опыт, большая эрудиция, особенно в области античной и средневековой восточной культуры, позволили ему взглянуть на многие места в «Слове…» именно с точки зрения традиций этих культур.

В «диве» видели филина; «дикого», то есть половца; мифическое существо, враждебное русским; дозорного на дубе; божество древних славян; Соловья-разбойника былин; сторожевой пост на кургане. Всё это выпадало из системы поэтической образности «Слова…» и прямо противоречило указанию, что «див кличет верху древа». Шервинский обратил внимание на забытое наблюдение хорватского филолога Л.Гая, принятое Д.Дубенским. Вслед за Пушкинским списком «Правды Русской» Дубенский издал в третьем томе «Русских достопамятностей» в 1844 году «Слово о полку Игореве» с подробным комментарием, где указал, что в славянских языках близкое название к слову «див» — «диеб», «диб», «дип» — носит птица удод. Эта пёстрая, средних размеров птица с длинным клювом, увенчанная высоким гребешком из перьев, широко распространена по всему югу и лесостепи. Между тем в средневековой восточной поэзии, строго следовавшей определённым традициям при распределении ролей как между действующими лицами, так и в царстве животных, удод выполнял неизменно роль вестника, глашатая, герольда. Именно так вёл себя «див» и в «Слове…».

Мне казалось возможным и ещё одно истолкование «дива».

В одном из русских «Азбуковников» XVI века, тогдашнем словаре иностранных и древних слов, я обнаружил слово «зивь», означающее аиста или журавля, — слово редкое, но, по-видимому, употреблявшееся в домонгольское время, а к концу XIV века, когда создавалась «Задонщина», уже совсем забытое. Именно тогда, при возникновении одного из промежуточных списков «Слова…» начальное «з» легко могло быть прочитано как «д», «превращая, — как писал в „Текстологии“ Д.С. Лихачёв, — слово трудное и непонятное в понятное и знакомое».

Так «зивь» стал «дивом».

(7, 185) Е.В. Барсов в своём всеобъемлющем исследовании о «Слове…» привёл описание «дива», бытовавшее, по его словам, среди крестьян Олонецкой губернии; описание, повлиявшее на ряд поколений учёных, пытавшихся объяснить это место «Слова…». «Див — птица-укальница, серая, как баран, — писал Барсов, — шерсть на ней, как войлок, глаза, как у кошки, ноги мохнатые, как у зверя; птица она вещая — села на шелом — ожидай беду. Сидит она на сухом дереве и кличет, свищет она по-змеиному; кричит она по-звериному; с носа искры падают, из ушей дым валит». Фантазия рассказчика, как можно видеть, воспламенялась от слова к слову. Начав с довольно реалистического описания полярной совы, Барсов заканчивает неким вариантом змея-горыныча — с носом и ушами, откуда искры падают и дым валит.

Однако вот что примечательно: подножием «дива» на русском Севере оказывается именно «сухое дерево», на котором только и гнездится в природе аист. С его высоты он озирает окрестности, кличет, щёлкает и взмахивает крыльями, пританцовывая, словно приветствуя путников. Городские башни, минареты, колокольни, крыши домов — всё это варианты «сухого дерева», без листвы, которая может таить опасность снизу, и без струящихся в стволе соков, которые могут притянуть молнию…

«Див» и Роман помогли решить загадку «тмутороканского болвана».

Аист или удод — во всяком случае, это был ещё один представитель царства пернатых, обитающих в «Слове…». Лебеди, соколы, галки, вороны, дятлы, соловьи, гуси, чайки, кукушки, утки, вообще «птицы под облаками» — какое богатство степного мира, какое разнообразие красок, звуков окружает героев поэмы! Птицы везде: в небе, в траве, по кустам речных пойм, по дубравам. Они сопровождают полки, вьются над местом битвы, «приодевают» своими крыльями павших бойцов, встречают песнями встающее солнце, зовут клёкотом зверя «на кости»…

Не только для красоты и от щедрот душевных нужны были в средневековой поэзии эти пернатые. Каждая из птиц в поэтической образности «Слова о полку Игореве» выполняла свою, только ей предназначенную роль. Дятлы указывали путь к реке. Соловьи щёкотом возвещали наступление дня. Вороны и галки олицетворяли половцев, тогда как соколы — всегда русских князей.

Как отмечала В.П. Адрианова-Перетц, посвятившая поэтике и стилистике древнерусской поэмы специальное исследование, в «Слове…» удивительно широко использована «соколиная образность». Уподобление героев поэмы соколам происходит на каждой странице, а некоторые тонкости соколиной охоты, столь излюбленной тогда во всём средневековом мире, привели зоолога Н.В. Шарлеманя к парадоксальному заключению, что автор «Слова о полку Игореве» был… охотником, ловцом-соколятником! Крайность, конечно, пригодная разве лишь для того, чтобы утверждать «народность» автора «Слова…», но именно эта крайность, видимо, и помешала исследователям текста связать «соколиность» не столько с автором «Слова…», сколько с Бояном, чьи пальцы тоже уподоблялись соколам.