Испытание „Словом…“

Издание Русской Правды 1792 года, вышедшее из кружка А.И. Мусина-Пушкина и подготовленное И.Н. Болтиным[29], которого часть исследователей «Слова» небезосновательно считает прямо причастным к подготовке его перевода и прочтения (хотя он не дожил до первой публикации), неизменно вызывало нападки скептиков, нашедших к тому удобный предлог: пергаменный список Русской Правды, принадлежавший А.И. Мусину-Пушкину и хранящийся теперь в ЦГАДА, разительно отличается от текста, изданного в 1792 г. Специальная работа С.Н. Валка, посвящённая этому изданию, опубликованная сначала у Вас[30] и тотчас же в расширенном виде переданная им в «Археографический ежегодник за 1958 год»[31], объясняла это «идеологией» И.Н. Болтина и его друзей, что, якобы, обусловило фальсификацию издаваемого текста. Опираясь на такое заключение, «скептики» шли дальше, утверждая и фальсификацию текста «Слова…», но уже самим А.И. Мусиным-Пушкиным. Логики здесь не было. Была лишь определённая тенденция, которой придавалось столь важное значение, что одну и ту же работу С.Н. Валка потребовалось опубликовать в двух ведущих академических изданиях.

Между тем, далеко не случайно, публикуя статью С.Н. Валка в «Археографическом ежегоднике», его редактор академик М.Н. Тихомиров сразу же за ней поместил специальную работу о И.Н. Болтине, написанную А.Т. Николаевой, которая занималась этим историком, с диаметрально противоположных позиций: как о замечательном исследователе, публикаторе и археографе[32].

Кто более прав в оценке Болтина — С.Н. Валк или А.Т. Николаева? Мне удалось найти документальный ответ на этот вопрос, именно тот, что, как явствует из собственноручного письма А.И. Мусина-Пушкина к А.Н. Оленину, пергаменный список Правды Русской, хранящийся в ЦГАДА, был им приобретён только в январе 1812 года, а потому никакого отношения к изданию 1792 г. иметь не может. Об этом писал ещё в 1971 г. А.И. Аксёнов, публикуя указанное письмо в «Археографическом ежегоднике за 1969 год»[33]. Письмо было известно и раньше, но скептики замалчивали его существование. Пройти мимо тенденциозности, направленной против русских историков конца XVIII — начала XIX века, я не мог. Статья была написана резко, факты говорили сами за себя, и когда спустя несколько месяцев С.Н. Валк прислал в редакцию письмо, в котором критиковал не результаты (до сих пор никто не попытался опровергнуть мой анализ источников и приведённые факты), а упрекал автора в незнании «историографии вопроса», журнал отказался его печатать.

Так что если письмо С.Н. Валка в значительно смягчённой форме всё же увидело свет на страницах Трудов Отдела древнерусской литературы[34], то это свидетельствует о той же тенденциозности, о которой я писал выше и которая до сих пор находит место в работах таких исследователей жизни и деятельности И.Н. Болтина и А.И. Мусина-Пушкина, как Г.Н. Моисеева[35], Д.Н. Шанский[36], а также у Вас в недавно изданной «Текстологии»[37].

Мне представляется, что я достаточно исчерпывающе ответил Вам, господин Лихачёв, по основным положениям Вашей статьи. Однако в ней есть ряд любопытных моментов, на которых стоит остановиться. Например, мне непонятно, для чего Вам понадобилось сюжетный ход, собственно завязку интриги, предстающую в повести в виде отрывочных записок и размышлений автора (5, 185; 6, 212) выдавать за окончательные суждения? (с.84) Ведь даже не очень внимательный читатель может убедиться в обратном. Что же касается Вашего возмущения по поводу «двуязычия» «Слова…», наличия в нём лексики X–XI веков (с.89), то об этом писали все указанные мною исследователи, в первую очередь такой знаток древнерусского языка, как академик С.П. Обнорский, работа которого о «Слове…» не может быть Вам неизвестна[38], а на многочисленности языковых компонентов древнерусской поэмы специально останавливался в своих работах по «Слову…» академик В.Н. Перетц[39], материалами которого Вы всегда имели возможность широко пользоваться.

Бесполезно опровергать Ваши упрёки в моём «замалчивании» «Словаря-справочника „Слова о полку Игореве“». В моих научных статьях достаточно ссылок на выпуски этого полезного издания. Удивительным мне показалось другое. Ваша взволнованная филиппика против толкования «кура» как «селения» (с.85), вопреки Вашим заверениям, не имеет ко мне никакого отношения: ничего подобного ни в повести, ни в научных статьях у меня нет хотя бы потому, что именно эту точку зрения я считаю ошибочной. Так что соединять в данном случае моё имя с Д.Д. Мальсаговым и с Н.Я. Марром — просто невозможно.

Между тем, случай этот в Ваших статьях не единичный.