Испытание воли. Повесть о Петре Лаврове

Так вот, Александр Кропоткин утверждал, что призывать революционную молодежь к обретению знаний ныне бесполезно. Откровенно и напрямик писал он Лаврову: «Какие там знания, когда их все равно не приобретут по лени, по отсутствию энергии ума, по молодости лет и т. д. Слава богу, если хоть что-нибудь кое-как прочтут… К сожалению, история создается и будет еще долго создаваться не умом, а глупыми башками и страстью. Ну и пусть себе действуют. Помогайте разрушать, а что будет, посмотрим. Конечно, ничего путного; но, вероятно, будет лучше нынешнего».

В письме этом слышались отголоски мнений Бакунина и Ткачева. Хотелось тут же возразить! «Глупыми башками и страстью» можно только принести себя в жертву!

«Получил письмо от Кропоткина и нахожусь в необходимости послать немедленно ответ», — написал Лавров Лопатину в Париж. Ответное письмо, написанное в Лондоне, ради конспирации предпочел он отослать из Парижа и поручал Лопатину вложить это письмо в конверт, попросив милых дам начертать адрес — и на волю аллаха».

Из России уже сообщали о многочисленных арестах. В июле прошел в Москве судебный процесс по делу «долгушинцев» — участников кружка Долгушина. Как теперь стало известно, они начали тайно печатать революционные брошюры и прокламации еще в прошлом году. Поселились в Звенигородском уезде Московской губернии, принялись читать прокламации неграмотным крестьянам и чуть ли не сразу были кем-то выданы полиция. Теперь суд приговорил их к каторжным работам на срок до десяти лет.

Таким понятным, но таким гибельным было нетерпение молодых революционеров! Совершенно необходимо довести это до сознания всех, кто теперь шел в народ…

«Раздавать брошюры незнакомым или малознакомым людям из простонародья, идти с проповедью революции или реформы, социализма или простой ассоциации к людям, которые вам не доверяют и не могут доверять, это — безумие, это — игра в пропаганду, игра в то дело, которое вы считаете своею святынею, — так написал Лавров по поводу процесса долгушинцев. — Те, которые вам говорят, что народ готов для революции, для вашей пропаганды, — бессовестно лгут вам. Страдание и притеснение не есть еще готовность восстать. Но если бы народ и был уже теперь готов восстать, то он готов был бы восстать по зову своего брата, мужика, но для вашей пропаганды, для пропаганды незнакомого человека «из бар» он никогда не был бы готов; вас он выдал бы становому и жандарму накануне собственного восстания… За своего человека они постоят, своего человека они не выдадут. Для прочной пропаганды надо осмотрительно и обдуманно подготовлять себе почву в народе…

Для осужденных, для пострадавших у нас нет укора. Они самоотверженно пошли по тому пути, который указывало им убеждение. Они поступили, как казалось им лучше, как умели. Они ошиблись и пострадали за свои ошибки. Поклон вам, мученики за убеждение, несмотря на ваши ошибки».

Эти его слова были напечатаны в третьем томе «Вперед!».

Контрабандисты на прусской границе заламывали слишком высокую цену, и в редакции решено было попытаться наладить переправку своих изданий через румынскую границу, через пограничную реку Прут. Отправили несколько тюков с третьим томом «Вперед!» в румынский город Яссы. Там эти тюки должен был взять свой человек…

Все это доставило редакции немало волнений. В сентябре Лавров жаловался в письме к Лопатину: «…транспорт давно (с конца июля) лежит в Яссах, но никто его не спрашивает, цена за пролежку растет и, чего доброго, нам его пришлют обратно, взяв с нас деньги за двойной путь по Европе и за пролежку». Такая перспектива особенно удручала потому, что с деньгами в редакции было туго, едва сводили концы с концами.

К счастью, вскоре пришло известие: транспорт изданий получен и уже переброшен через Прут.

Тогда же из письма Лопатина Лавров узнал, что из Парижа в Петербург собирается съездить ненадолго Зина. Он сразу написал письмо непосредственно ей. Называя ее, конечно, по имени-отчеству, Зинаидой Степановной, изложил свои просьбы и поручения. Во-первых, напоминал: «…будьте крайне, крайне, крайне осторожны». Просил повидаться с Гинзбургом или с Кулябко-Корецким, подтвердить им, что, как они знают, в лондонской редакции безденежье полное и, если так будет продолжаться, придется остановить печатание журнала «Вперед!». Просил узнать, ость ли надежда получить гонорар за уже напечатанные (без его имени, разумеется) разные статьи в прогорающем журнале «Знание» и согласится ли принимать статьи под псевдонимами редактор журнала «Дело» Благосветлов. В конце письма попросил: «Повидайтесь со Штакенпшейдер, скажите ей, что я ее обнимаю от всей души, что мне очень тяжело, что я не могу переписываться с ней, очень боюсь ее компрометировать и, при настоящем положении дел, не решаюсь писать откровенных писем».

Недели через три после того, как Зина выехала в Петербург, от нее пришел перевод на две тысячи рублей Надежде Скворцовой — наконец-то! Это были деньги, собранные петербургским кружком лавровцев для редакции «Вперед!».