Испытание воли. Повесть о Петре Лаврове

Снизу — то есть из народа. Но если в это не верить — на что же тогда надеяться? И как жить без веры и без надежды?

Утром 11 февраля неожиданно и шумно явился к нему на квартиру полицейский комиссар. Он предъявил официальную бумагу.

В ней говорилось, что, поскольку господин Лавров «открыл публично во Франции подписку в пользу русских нигилистов, что составляет факт деятельного участия в политической жизни за границей», и ввиду того, что «присутствие вышеозначенного иностранца подрывает общественную безопасность», предписано Лаврову покинуть французскую территорию в трехдневный срок. Подписал постановление министр внутренних дел Гобле.

Лавров не сомневался, что воззвание от имени Красного Креста «Народной воли», само по себе, никак не могло беспокоить французское министерство внутренних дел. Решение о высылке вызвано, безусловно, закулисными демаршами царского правительства, его посольства в Париже. В прошлом году совершенно так же изгоняли из Швейцарии Кропоткина…

Что ж, придется уезжать. По примеру Кропоткина — в Лондон. Куда ж еще. Но в общем — ничего страшного. Не в тюрьму.

Печально, правда, расставаться с Варварой Николаевной, трудно и хлопотно будет перетаскивать в другой город свою библиотеку… Но унижать себя просьбам об отмене постановления он не станет.

Известие о высылке его моментально попало на страницы газет. Он мог быть только доволен тем, что об этом все узнают. Но вот он развернул свежий номер газеты «Le Gaulois» («Галл»)…Сначала удивился, прочитав сообщение, взятое, можно сказать, с потолка: будто он, Лавров, «во время Коммуны участвовал в защите одного из фортов, попавшего в руки инсургентов». Что ж, ему даже лестно было это прочесть — и стоит ли опровергать? Но дальше в газете утверждалось: «Если Пьер Лавров мог оставаться так долго на французской территории, то этим он обязан был своим почти независимым средствам и особенно покровительству г. Тургенева, который, благодаря своим связям, имел возможность спасти его несколько раз». А вот это сообщение было уже не просто вымыслом, но и открытым ударом по Тургеневу — писатель ставился в весьма затруднительное положение. Он мог теперь либо промолчать и тем самым как бы признать, что газета сообщила правду, либо выступить с опровержением — и тем самым отмежеваться от Лаврова…

Утром следующего дня Лавров поехал к Тургеневу, но дома его не застал. Вернулся к себе и принялся готовиться к отъезду, То и дело в прихожей раздавало звонок: приходили знакомые и незнакомые, выражал свое сочувствие, свое негодование, жали руку, предлагали посильную помощь.

Под вечер консьерж принес письмо. Лавров распечатал — оказалось письмо от Тургенева:

«Я вчера ждал Вас весь день, а сегодня должен был выехать, и очень жалко, что Вы меня не застали. Вот в чем дело: если Вы еще не уехали — то ступайте завтра к префекту полиции Камескасу. Я его видел сегодня, и он меня расспрашивал, что Вы за человек?» Далее Тургенев сообщал, что поручился за Лаврова перед префектом, и тот может дать отсрочку на. несколько дней. Чтобы ее получить, нужно только зайти в префектуру завтра утром. «Куда Вы едете? Дайте знать. И вообще если я могу быть полезным…»

Лавров оторвался от письма, увидел вопрошающие взгляды тех, кто в этот момент находился в кабинете… Здесь была Варвара Николаевна, была Лиза Блонская, был незнакомый и любопытствующий француз…

— Мне вот советуют обратиться к господину Камескасу, но я не пойду. — Лавров спрятал листок письма в конверт. — Не стану никого просить. Послезавтра отправлюсь в Лондон. Ничего страшного.

На другой день, просматривая газеты, Лавров увидел на страницах «Gaulois» статейку репортера, который, оказывается, был у него вчера. Приходил, так сказать, инкогнито. Репортер сообщал: «…мы имели случай убедиться, что друзей у этого нигилиста много. Поминутно являлись русские всех возрастов и обоего пола…» Далее описывал квартиру: «Бумагами и газетами завален стол, занимающий середину комнаты. Негде булавки в стену воткнуть. Книги, старые и новые, поднимаются кругом сплошными грудами от пола до потолка…» Репортер увидел «седовласого старца с двумя довольно молодыми дамами» — неужели он, Лавров, уже выглядит старцем? Ему ведь еще нет шестидесяти… Спасибо, что дамы названы довольно молодыми и могут не огорчаться: Варвара Николаевна в ее неполные сорок лет, Лиза в ее тридцать… Репортера удивило, что дамы были «в черном». Действительно, в черном, но это обычная строгость их одежды, не очень понятная для парижского щелкопера. «Они, по-видимому, смотрят на Лаврова как на великого жреца. Явились сюда заботиться о старце до последней минуты. Готовы как бы сейчас к бою, в случае нужды, для защиты его». Ну, пусть себе иронизирует, бог с ним. Дальше — о том, как Лавров прочел письмо с советом отправиться к префекту полиции… Да, вот когда стоит похвалить себя за привычную предосторожность — не сказал при постороннем, от кого письмо, а то бы сегодня снова трепали имя Тургенева на страницах этой скверной га-Беты.