Испытания

Вот вчера, перед тем как отправиться в ночной поиск, Гориев подошел к ней и, на мгновение положа ей на плечи осторожные руки, попросил порошок пирамидона. Зина только что вошла в блиндаж и стояла, рассеянно глядя на неровный огонь на столе. Еще не оглянувшись, еще не слыша голоса Гориева, она уже догадалась, что это он, — по прикосновению сильных легких рук. Но, очевидно, жест был случайный, потому что вслед за тем, пока она рассеянно перебирала лекарства в санитарной сумке, Павел Гориев молча стоял, не обращая на нее ни малейшего внимания. Длинные рыжеватые брови его были слегка сдвинуты, а выражение лица такое, как будто он напевал про себя или же старался припомнить ускользающую мелодию. Зина нашла пирамидон и протянула разведчику две таблетки. Он продолжал стоять, заложив руки за спину. Зина сказала резче, чем хотела:

— Возьмите!

Впалые щеки старшего сержанта порозовели. Он усмехнулся, взял лекарство и молча вышел из блиндажа.

«Обиделся за грубость», — решила Зина.

У Гориева было очень подвижное лицо, Зина обнаружила это недавно. И теперь была уверена, что могла бы точно назвать ту секунду, когда старший сержант как бы менял тему размышлений: вот он думает об одном, а вот сейчас он стал думать о другом. Она даже пыталась угадывать, о чем думает старший сержант, и, по ее мнению, не ошибалась. Вчера, например, он безусловно обиделся за грубость, а сейчас, после ее спора с Дмитрием Орловым, безусловно удивляется, видя Зину бездельничающей. Как будто Гориев не знает, что в обороне при штабе полка не только ей приходится сплошь и рядом сидеть без работы.

Зина смущенно и вызывающе, смотрела на Гориева. Возможно, для него вопрос об индивидуальных пакетах казался незначительным и неуместным, но не для нее! Это ее обязанность — выяснить. Потому и спросила! А задержалась она тут, кроме того, из-за интересного спора, о котором ей, пожалуй, следует сказать ему, парторгу взвода пеших разведчиков.

— Мы поспорили тут… О дружбе, — сказала Зина и неожиданно для себя самой представила Дмитрия героем: — Он смелый, волевой юноша, по-видимому, с ясной целью в жизни! И такой непосредственный, такой искренний…

— О чем же был спор? Ведь вы как будто во всем согласны с вашим героем? — улыбнулся Гориев.

— Нет, не во всем согласна, даже вовсе не согласна! Но вы не иронизируйте. Он действительно герой!

— Посмотрим.

Они замолчали.

— Дай прикурить, — хрипло попросил Дмитрий Орлов, выйдя из-за перегородки.

— Я не курю, ты знаешь.

Заслоняя свободной рукой огонек, Зина протянула Орлову штабную лампу, но, не взглянув в сторону девушки, разведчик вышел из блиндажа. От замаха маскировочного халата, а может быть, от ворвавшейся в дверь струи холодного воздуха слабый огонек лампы потух.

— Светло уже, — сказал дежурный.

— Товарищ старший сержант! Пройдите к товарищу командиру полка! — крикнул начальник разведки.

3. Ошибка разведчика

Командира полка Алексея Кондратьевича Орехова Павел не видел со дня своего ранения. Сейчас, войдя за перегородку, в помещение начальника штаба, он с удовольствием оглядел богатырскую фигуру подполковника. Орехов сидел, опершись ладонью о колено, а другой рукой о столик, который, казалось, прогибался под тяжестью широкого локтя.

Поза командира вызвала у Павла ощущение какого-то пробела в памяти. Он сделал усилие и вспомнил: да, именно так, на этом самом месте, сидел подполковник Орехов, когда его, раненого разведчика, внесли в блиндаж штаба полка; вероятно, несшие его товарищи заблудились — была вьюжная ночь. Орехов тогда сокрушенно смотрел на Павла, потом по-юношески легко выпрямился. Махнул рукой:

— Везите в медсанбат. Может быть, выживет.

Воспоминание, возникшее из туманной сферы подсознания, неожиданно оказалось столь ярким, что Павлу захотелось шутливо подтвердить:

— Выжил, Алексей Кондратьевич!

Но он промолчал, хотя при отношениях, которые существовали между ними, командиром полка и парторгом взвода разведчиков, доля фамильярности была естественной. Гориев — «старый солдат», один из тех, кто составляет боевое ядро полка. Орехов знает его уже второй год. Таких «старых солдат», правду сказать, немного осталось в полку, особенно после недавних тяжелых сражений. Но командир полка считался с Гориевым не только как с опытным воином. Больше всех профессий на свете, даже больше собственной профессии инженера-строителя, Алексей Кондратьевич Орехов уважал профессию учителя. Еще в мирное время он любил повторять выражение Бисмарка, что войну Германии против Франции 1870 года выиграл школьный учитель…

Павел Гориев был на четыре года моложе тридцатилетнего Орехова и не обладал большим опытом педагогической работы. Но он был учителем, школьным учителем по профессии, то есть в глазах Орехова творцом будущего человека.

— Кончится война, я буду дома дворцы строить, а вы — людей, — говорил иной раз подполковник.