Испытательный срок. Лучшая фантастика – 2025

– Думаешь, не знаю я? На осколки он упал. Мутант. Ур-родец. Когда ты в прошлый раз так вот нос майкой тер, я все разглядел. Это стекло не под окном у Васьки, оно в тебе выросло. Я донце «чебурашки» своими глазами у тебя на ребре видел. Пожалел урода, не сдал. А ты не пожалел. Захотел отца родного… как посуду… А может, и не родной ты мне. Э, Анфиска, признавайся. Нагуляла? Подсунула мне воспитывать выродка стеклянного? Сломала мне жизнь…

Мама умоляюще смотрела на Сашку, из глаз ее лились слезы.

– Мама, что же ты молчишь? – крикнул он, не в силах сдержать обиду.

– А корове слова не давали, – ответил за нее Сидор. – Знала ведь, что порченая. Не могла не знать. Нагуляла урода…

Сидор, покачиваясь, потянулся к маме темной пятерней, и Сашка не выдержал. Сам не понял, откуда взялись силы. Он толкнул отца, так что тот попятился, ударился спиной о дверной косяк и стал медленно оседать, на ходу проваливаясь в пьяное забытье, бормоча «урод», «в детдом», «в лаблаторию на опыты».

Мама опасливо переступила через его бессильно вытянутые ноги, достала из шкафа небольшой фанерный чемоданчик, с которым отец ездил к родственникам, и стала собирать туда свои и Сашкины вещи.

С Валеркой прощались на любимых развалинах гончарки. Тот, как только узнал, что Сашка вернулся, тотчас прибежал в условленное место. Домой к Сашке друг не заходил, вдруг Сидор опять пьяный.

Мама махнула рукой – иди, мол. Я тут постою. Она сбросила туфли, зарылась пальцами бледных ног в песок и замерла так, глядя на темную воду Синары. Тоже прощалась.

Валерка с Сашкой обнялись. «Куда вы теперь?» – «Не знаю. В город». Валерка всплакнул, вытер слезы рукавом и, приложив ладошку к сердцу, пообещал, что вот прям завтра залезет и отломит фельдшеру антенну.

Ветер дул с озера, трепал мамины волосы, Валеркин красный галстук. А потом пришли стеклопы. Без Янки их осталось пять, за последнюю неделю новых не появилось. Пара коров, овца да две дворовые собаки.

– Динка, Динка, – позвал Валерка, но стеклоп не повернул головы. Величественные звери подошли к самой кромке воды, подняли головы, глядя туда же, куда и Анфиса, и она оказалась самой маленькой в их прибрежной стае. Стеклопы запели. Ветер загудел в их стеклянном нутре, и этот странный гул словно впитался в землю, заставив ее петь вместе с ними. Сашка стащил ботинки и ощутил ступнями едва различимую дрожь земли.

И тут мама запрокинула голову, открыла рот, все тело ее скрутило беззвучным криком. Сашка подбежал, обнял крепко, стараясь защитить, утешить, и услышал… как в груди у мамы запел ветер. Он пел о свободе, о больших городах, о добрых советских людях. Эта песня была слишком красивой, чтобы оказаться правдой, но она вибрировала у мамы внутри, неслась легкими токами по ее телу, и Сашка впитывал эти токи, становясь все сильнее.

* * *

На телефонной станции на него смотрели с подозрением и жалостью. Худой, в синяках, напряженный как струна, он барабанил пальцами по лакированному нутру кабинки, пока шло соединение с абонентом. Гудки были глухими, в трубке что-то потрескивало.

– Говорите. Москва на проводе, – прогундела телефонистка.

– Але, але, – торопливо закричал в трубку Сашка. – Профессор? Гений Юрич? Это Саша. Коновалов. С Воздвиженки.

– А-а, Александр Сидорович, жить и здравствовать. Приятно удивлен вашим звонком. Надумали все-таки пообщаться насчет стеклопов?

– Да я не за стеклопов звоню, Гений Юрич. Заберите нас с мамой в Москву. Она очень интересная для вас, очень. Она этот… У нее тоже… А убирается она лучше Михалыча, правда.

* * *

Серое небо свесилось до самой Синары. Валерка, цеп-ляя пальцами и мысками ботинок за выбоины кирпича и скобы, взобрался на стену гончарки, уселся, свесив ноги. Далеко, на другом берегу, наспевала гроза. Ветер крепчал. К озеру привычно потянулись стеклопы. Среди мутантов затесался рыжий дурак Футы. Терся о зеленые прозрачные ноги, от чего шерсть на его боках вставала дыбом. Один из стеклопов, поменьше, лайка Васильевых Динка или Цыган, раньше брехавший на каждого прохожего в школьном дворе и бегавший за велосипедистами, неторопливо зашел в воду, опустил покрытую горлышками голову. Раздалось смешное бульканье.

«Ну чистый слон», – улыбнулся Валерка. Расстегнул форменную школьную курточку и рубашку. Расправил покрытую зелеными кружочками грудь. Бутылочные горлышки почти не выступали над поверхностью кожи, но, выходя, чесались люто. Валерка поскреб ногтем между стек-ляшками, унимая зуд. Поднялся на ноги и, дождавшись, когда ветер окрепнет, раскинул руки в стороны, запрокинул голову и закрыл глаза.

Ветер запел.

Далия Трускиновская Картель

– В бизнесе что главное? – спросил Петрович. – Не знаешь? Главное – поймать волну. Вот пошла волна! Все еще ушами хлопают, а ты – хоп! Поймал! Оседлал! Что-то продал, взял кредит, раскрутился! И вот у тебя уже классный бизнес, а кто не успел, тот опоздал.

Петрович имел в виду свой прекрасный тир.