– Наших, наших показывают, – обиженно зашипел Валерка. Бросил антенну и пополз к краю крыши, чтобы лучше слышать. На экране пара дядек в синих инженерских халатах пытались удержать на петлях существо, немного похожее на диплодока, как их рисуют в книжках по истории, только этот был совсем невысоким, метра два с половиной в холке. Бока его поблескивали, словно мокрые, а широкая морда и грудь были усеяны бутылочными горлышками. Донца с маркировкой завода вышли на плечах и коленях стеклопа, некоторые были сколоты или разбиты.
– Корова, – усмехнулся Сашка. – Не видели они наших коров. Это Янка, с соболевского двора, она даже для овцы мелкая. И нервная, вон, все колени разбила, пока ее ловили.
– Это в институте ихнем дураки, не знают, как с овцой обращаться, – рассердился Валерка. Овец он любил. Все лето ходил пастухом. – Нашли зверя. По всему двору бедолагу гоняли, пока в свой фургон не упаковали. Ну, покрылась бутылками, что теперь, не овца внутри? Ей ведь страшно, вот и бесится.
– Бутылка КП-500 является наиболее популярным изделием Воздвиженского стекольного завода, – продолжил диктор. – Исследованием причин прорастания боя стеклянной тары в организмах совхозных животных занимается группа ученых под руководством профессора Витязева.
– О, помнишь, он нас с тобой отлупить не дал, – зашептал Валерка над ухом Сашки, – когда институтские на заводе изловили. Да было бы за что лупить…
В общем-то и не за что было. Заводской забор даром что бетонный, а дырявый, как решето. Взрослый, может, и не протиснется, а подросток, да еще худой, – просочится. Сашка часто бывал на заводе, когда отец еще не так крепко пил. Бывало, носил ему что-нибудь на обед. С утра отец уходил рано, мать еще была на смене, вчерашнее брать не хотел. Мать готовила сразу, как приходила с ночной, а Сашка нес. Когда на заводе началась эта ерунда с мутациями, основные дырки забрали сеткой и даже завалили битым кирпичом, но у Сашки были свои ходы.
На самом деле плохое место было вовсе не на заводе. Никто из рабочих ни разу не пожаловался ни на одно стеклышко за все три недели с того дня, как вышел у гончарки первый стеклоп – якимовская корова Забота, пяти метров в холке, сплошь покрытая бутылочными горлышками и стеклянным боем громадина, а вот с пастухами пару раз приключалось нехорошее. Вышло донышко бутылочное с печатью на руке старого истопника Михалыча. Его институтские ловили по двору, как ту Янку. Михалыч был пьянецкий, орал, что на опыты пойти не согласный и без боя не дастся. В него выстрелили из духовушки снотворным свои же, фельдшер Василь Евгеньич, чтоб не пугал народ. Спящего Михалыча уложили на носилки, упаковали в специальную камеру и погрузили в такую же машину, как истошно верещавшую Янку. Почему не усыпили овцу, Сашка понять не мог. Хотя, может, пробить не смогли, она вся оказалась стеклом покрыта, поэтому и ловили сеткой.
Местные с институтскими откровенничать не спешили. Когда профессор Витязев сделал вывод, что стеклянная тара на телах стеклопов из свалки на территории завода, разубеждать не стали, хотя все до малышни втайне были уверены, что стеклопов плодит химия из кургана, что от химзавода остался.
Самих стеклопов отчаянно влекло на гончарку. Может, просто к воде тянулись. Те, что поменьше, взбирались на развалины старого кирпичного завода, более крупные просто застывали громадными изваяниями на берегу Синары, подставляя усеянные бутылочными горлышками морды прилетавшему с озера бризу. И начинали петь.
Нет, ртов они не открывали. Да и не было у них, почитай, тех ртов. Это ветер пел в них, влетая в бутылочные горлышки, гулко гудя в стеклянных головах и туловищах.
Но о песнях стеклопов институтским никто не рассказывал. Поселок есть поселок, хоть и было когда-то тут аж три завода. Не принято болтать. Понаехали ученые из столицы, так держись подальше, а то заберут, как Михалыча.
Но Сашке уж очень любопытно было, что там за институтские. Машины у них были красивые, уазики, «газоны» свеженькие, прям с завода, и даже «Волга» черная приехала. Уж как Сашке ее хотелось погладить – больше, чем стеклопа. Стеклопов-то – всем поселком ешь, а «волгаря» солидного живьем, да еще и черного, Сашка ни разу не видел. Только по телевизору.
У машины их с Валеркой и сцапали. Какой-то умник в синем халате ухватил Сашку за шиворот, другой – Валерку за рукав. Сашка из куртки вытек и собрался уже бежать, но Валерка сразу сдался. Пришлось остаться. Не бросать же увальня.
Кулаки у институтских были большие, крепкие, подбородки волевые. Эти поучили бы крепко. Сашка-то учебы не боялся. Ему отец уж и руку ломал, и ребро. По себе знал: сколько ни бей, на пацане как на кошке все зарастет. А Валерку отец бил редко, мать разве тряпкой отходит. Жалко стало друга.
Но ученые их даже и пальцем не тронули. Успел профессор.
– Нравится машина? – Дядька проницательно посмотрел в глаза Валерке. Под синим халатом костюм у институтского умника был графитовый, с искрой, как у киноартиста. И галстук.