Испытательный срок. Лучшая фантастика – 2025

– Ты прям как фантастики не то обчитался, не то не читал никогда. – Хобот принялся нарезать круги по эллингу, шагая широко и тяжко, от чего дедовы находки и самоделки принялись жалобно побрякивать металлом и позванивать хрусталем. – Там тоже любимое средство воздействия на прошлое – взять и застрелить собственного деда, пока тот молодой.

– Да при чем здесь дед?! – взвился Мась. – Я же ради него!..

– Это понятно, – отмахнулся Хобот. – Просто фигура речи такая. Фантасты народ кровожадный, им только дай кого-нибудь пришить. То бабочку раздавить, то динозавра грохнуть… А потом бац! И вокруг уже мир другой, и ты сам – не ты. Об этом не думал, охотничек?

– Думал, – признался Мась.

– И как? – заинтересовался Хобот.

– По моим расчетам выходит, что все должно получиться.

– И мир не изменится? Президента нового не выберут?

– Нет, президент будет тот же. Гарантирую.

– А все остальное?

– Остальное изменится в пределах ветки моей семьи, с затуханием резонанса на стадии отношений «друзья – знакомые». Незнакомых с ней вообще не коснется. Это локальное воздействие.

– Ладно. – Хобот облокотился на длинную низкую витрину. – Ладно. Но стрелять все равно надо?

– По-другому никак. Пробой будет всего на пару секунд, проткнуть колеса шилом я просто не смогу, не успею, тем более на ходу. Я же объяснил, что знаю только точное время и точную координату. У меня как раз будет время прицелиться и выстрелить.

– В водителя?

– Ты дурак, Хобот?! В колесо!

Хобот задумался.

– В колесо, Мась, еще попасть надо. Тем более ночью. Тем более на ходу. А если попал, то надо еще и пробить, чтоб лопнуло на выстрел, чтоб рвануло в клочья. Тогда да, тогда он с дороги слетит. Главное, чтобы вместо твоей бабушки он никого другого не…

– Там никого больше не было, – сказал Мась. Прозвучало глухо. Столько лет прошло, а горло перехватывает. – Бабушка шла по тротуару, одна, улица была плохо освещена, осень, дождь… Этот Суворкин был выпивши, занесло, не справился… Он через год вышел, а бабушка…

Помолчали.

– Ты же понимаешь, что так его самого могут вынести? – спросил потом Хобот. – Ну, когда ты выстрелишь?

Он сказал «когда», а не «если», словно не сомневался в том, что Мась выстрелит.

Мась кивнул.

– Он одинокий. И прожил потом еще два года. Выпивал, дебоширил. Умер от водки.

– Ты и впрямь все просчитал. – Хобот хлопнул Мася по плечу. – Кроме одного. Как ты сам потом с этим жить будешь?

Мась посмотрел на него внимательно. Смотрел долго.

– Хобот, – сказал он потом. – Я же этого, по всей твоей фантастике этой, не вспомню. Меня тут даже не будет. Я буду сюда на каникулы приезжать. Папа с мамой не разведутся – мама ведь после бабушкиной… смерти такая стала. И с тобой мы не познакомимся.

Тут голос у него дрогнул, и Мась замолчал. На Хобота он не смотрел.

– Не, ну нормально, чо, – сказал тот. – И впрямь – все продумал. Молодец! Работаем.

– Работаем? – не поверил ушам Мась.

– Ну само собой. Мы ж друзья.

Так и сказал – друзья. Не кореша, не корефаны, нет.

Друзья.

– Тогда работаем, – с облегчением выдохнул Мась.

– А с чего ты вообще взял, что у твоего деда здесь, среди всего этого тик-такающего хлама, отыщется вдруг машина времени? – спросил Хобот гораздо позже, когда они исчеркали полстопки бумаги схемами, графиками и планами. – Он у тебя что – профессор Эйнштейн из «Назад в будущее», что ли? Где тогда его «Де-Будуар»?

И заржал, очень собой довольный.

– Браун. Эммет Браун. И машина называлась «Де-Лориан», дубина.

Мась тоже улыбался, сложно было удержаться, глядя, как Хобот сучит ножками в воздухе.

– Сейчас покажу, – сказал он.

Мась дотянулся до верхней полки, аккуратно снял с нее ажурную конструкцию из хрома, никеля, прозрачных пластин и индукционных катушек, исходящих низкочастотным гулом и мелкой вибрацией, и осторожно водрузил ее на лабораторный стол. Надпись на бирке гласила: «Вариатор реальностей».

– Слышь, чел, это че-то другое. Не машина времени, – мудро заметил умеющий читать Хобот.

– На заборе тоже написано, как ты помнишь, – огрызнулся Мась. – А за забором пилорама.

– Шаришь, – ощерился улыбкой Хобот. – Ну ладно, какие твои доказательства?

Мась постучал пальцем по планшету, приделанному к конструкции на гибкой штанге. Планшет включил экран, на котором появилось стандартное приветствие.

– Интерфейс, – сказал Мась.

– И что с ним не так?

– Все с ним так. Просто здесь есть окна для ввода пространственных координат и времени. Время, кстати, местное, алгоритм сам считает.

– Та-ак… И сколько человек этот вариатор может с собой в прошлое утащить? И на сколько лет? А с грузом с каким? – Интерес Хобота тут же сделался из праздного практичным.

– Постой-постой. – Мась помахал перед лицом Хобота ладонью. – Алло, Земля? Вернись к нам. Не гони коней. Это не машина времени. Никого она никуда не увезет. И не унесет.

– Тогда на фига она нужна? – возмутился до глубины души Хобот.

– Это зонд. Телеприемник. Мы ему координату задаем, а он нам показывает время, место и… событие.

Хобот помолчал. Потом спросил сразу, в лоб:

– Ты смотрел?

Мась, помешкав, кивнул.

– А… дед?

Мась пожал плечами.

– Не знаю. Наверное. Или нет.