Но Мась был благодарен Знаменогорке именно за то ощущение детства и покой, которые он нашел здесь, убегая от домашних проблем. За то, что сохранились старые улочки, по которым он бегал совсем еще ребенком, за то, что не снесли, заменив на комфортные коробки, старые дома из потемневших бревен и древнего кирпича. За то, что не осушили до конца и без того обмелевшую речку, протекавшую под окнами дедовой квартиры. За то, что, подчиняясь очередному гениальному решению свыше, не выпилили повсеместно зеленые башни тополей, и они продолжают наполнять небо могучим шорохом своих необъятных крон…
Здесь Мась был дома.
– Мась! Слышь, Мась!..
Хобот.
Мась вынырнул из собственных мыслей. Хобот смотрел на него со странным выражением лица.
– Ты чего? – спросил Мась.
– Да нет, это ты чего? – Хобот прищурился с кривой усмешкой, которая должна была вселять в оппонентов неуверенность и тревогу. Мась к таким хоботовским ухмылочкам давно приобрел иммунитет. Чтобы его напугать, нужны были совсем другие методики. Одного Хобота для этого было уже явно маловато.
– Задумался, – пояснил Мась. – А ты о чем-то спросил?
– Ага. – Хобот прищурился еще сильнее. – А на фига тебе, Мась, поджига?
– То есть?
– Ну, тут у тебя у деда настоящая эт-самая, как ее… Кунсткамера! Диковина на диковине, одна чудесатей другой, и все работают! Ну, вроде. Наверняка здесь штука посерьезнее поджиги найдется.
– Дед не держит дома оружие, – осторожно ответил Мась.
Вот те на. А если Хобот только кажется этаким быдловатым гопаном, а на деле у него какой-то далекоидущий замысел имеется? Мась внутренне напрягся, стараясь, чтобы внешне это никак не проявлялось. Хобот, впрочем, немедленно уловил перемену в его настроении.
– Эй, бро, расслабься, – примиряюще раскрыл ладони.
Вот же ведь звериное чутье!
– Да я и не напрягался, – соврал Мась. – С чего бы мне?
– Вот и я о том же! – обрадовался Хобот. – Я ж не для того с тобой закорешился, чтобы вам с дедом хату выставить. Такими делами я вообще не занимаюсь. Давно пора понять было, слышь?
– А какими занимаешься? – брякнул и тут же пожалел об этом Мась.
Но Хобот не обиделся.
– Да никакими, в общем-то, уже не занимаюсь. За те дела меня из моей старой школы ушли, и мне, в общем-то, хватило. В колонию, чтобы все по понятиям было, мне чо-то стало неохота. Так что считай, что я завязал. А за то, что спросил только сейчас, спасибо.
– Я нелюбопытный, – пожал Мась плечами, чувствуя, как с них сваливается неприятный липкий ком недоверия. Он знал, что Хобот говорит правду. Знал, и все. И Хобот знал, что он знает.
– Я так-то тоже. – Хобот ткнул в сторону Мася обрезком трубки, над которой тот совсем недавно корпел в гараже. – Но насчет этой вот штуки спрошу снова: на фига она тебе? Давно руки не отрывало? Или глаз лишний?
Мась поморщился. Не надо было при Хоботе этим заниматься. Ясно же было, что слободской полубеспризорник на раз поймет, на фига его ровеснику обрезок такой трубы. А может, ты и хотел, чтобы он догадался? Чтобы помог? Или – чтоб остановил?
От таких мыслей сделалось горячо и стыдно. Мась уставился в пол, чувствуя, как приливает к щекам кровь и как начинают багроветь словно насквозь просвеченные летним солнцем уши.
– Мне… надо.
Вышло жалко и неубедительно.
– Всем надо, – усмехнулся Хобот. – А некоторым больше, чем остальным. Но это не ответ. Ты убить кого-то собрался, Мась?
– Нет, – выдавил из себя Мась. Горло не слушалось, во рту отчего-то стало вдруг сухо, как в пустыне.
– Если собрался, мне скажи.
Было непонятно, шутит Хобот или нет. А если не шутит? Мась с тревогой смотрел на Хобота, тот в ответ смотрел непонятно.
– Должен же я как-то за свои успехи в математике рассчитаться, – пояснил Хобот и, видя, как опешил при его словах Мась, не выдержал и заржал, очень довольный собой. – Купился! А-ха-ха, купился!..
Мась насупился и молчал.
– Ладно, проехали.
Хобот сделался серьезен.
– Надеюсь, глупостей не наделаешь. Если не знаешь, как эту штуку делать, спроси, помогу. Так, может, хоть пальцы целы останутся.
– Да я по банкам…
– Стоп! – Хобот взвился, глаза у него стали злыми-презлыми. – Врать мне не смей.
– Я серьез…
– НЕ. СМЕЙ.
Мась почувствовал, как сами собой округляются глаза. Таким Хобота он еще не видел. Перед ним стоял другой человек – жесткий, предельно собранный, готовый действовать быстро и решительно.
– Ладно, – только и сказал он.
– Другой разговор.
Хобот снова стал самим собой – тюфяковатым развязным гопаном, пацанчиком со слободки, с которым, если хочется, всегда можно и за жизнь побазарить, и добазариться, если по делу.
– Рассказывай, – сказал Хобот.
Мась выдохнул и рассказал.
– И что, по-другому никак? – участливо спросил Хобот, когда Мась закончил.
Мась пожал плечами.
– У меня не получается. Все остальное слишком сложно, требует времени планирования.