– Правильно. При дальнейшем разгоне ротора до первой космической скорости эта сила начнет поднимать Кольцо над поверхностью планеты, и вся конструкция устремится в космос. Остроумная система, предложенная в конце двадцатого века инженером Юницким. Но в то время реализовать ее не было технологических возможностей. Пока мы не получили металлический водород.
– А Кольцо не порвется? – спросила девочка. – Ведь его длина должна увеличиваться…
– На первых этапах вполне хватит растяжения самого Кольца, но ты права, в Кольце будут возникать колебательные деформации, но метводород достаточно пластичен для того, чтобы их погасить.
– А сколько времени будет это Кольцо подниматься? Долго еще ждать?
– Достоинство Кольца в том и заключается – скорость подъема может быть любой. Поэтому люди и грузы, которые оно выводит на орбиту, не испытывают тех перегрузок, какие испытывают космисты при старте ракет. Даже те люди, которые не приспособлены для перегрузок, вполне могут воспользоваться этой транспортной системой и подняться в космос. И таким же образом спуститься, конечно же.
– И я? – неожиданно робко и тихо спросила девочка. Руки ее крепче сжали подлокотники кресла-коляски, тонкие ноги, обтянутые серебристыми штанами, и ступни, неожиданно крошечные, упакованные в белые шерстяные носки крупной вязки, напряглись, будто девочка хотела невероятным усилием все же подняться, одолеть тяготение, приковывающее ее к сиденью. – Мне бы очень хотелось побывать там… на Земле…
– Люси… – предупреждающе начал обеспокоенный отец, но Николай опередил его:
– Конечно, сможешь. – Он ободряюще ей подмигнул и внезапно подумал, что этот «лунный взгляд», над тайной которого бились и ученые, и художники, пытаясь изобразить на картинах селенитов, не что иное, как затаенная тоска по родной планете, которую они видят с безжизненной лунной поверхности, планете, к которой стремятся, но которой не могут достичь. Ностальгия. – Сможешь, – с еще большей твердостью и уверенностью повторил он. – Сейчас на этом Кольце поднимается в космос мой друг, для которого стать космистом было мечтой всей его жизни. Но из-за несчастного случая он не смог полететь в космос, он стал конструктором… очень хорошим конструктором… Он и спроектировал Кольцо и впервые в своей жизни окажется здесь, на орбите. Понимаешь?
– Да, – кивнула девочка. – И я могу спуститься на Землю?
Николай выпрямился и смотрел на нее, не отвечая. Конечно, ОТК предназначено для совершенно утилитарных вещей – подъем и спуск огромных масс грузов и большого количества людей. Рыжая подсчитала – за один цикл можно вывести на орбиту двадцать миллионов человек. А значит, реконкиста космоса получит совершенно новый и небывалый толчок. Но не хлебом единым жив человек и не утилитарностью своих изобретений. ОТК положит предел разделению человечества на два вида – космистов и землян, тех, для кого открыты космические бездны, и тех, кто навсегда прикован к поверхности планеты. А еще оно исполнит мечты. По крайней мере мечты двух человек – того, кто сейчас возносится в Кольце на орбиту, человека, навсегда прикованного к инвалидному креслу, но который своей волей и талантом смог придумать и реализовать с помощью единомышленников столь грандиозный проект, и вот этой маленькой селенитки, которая всем сердцем хочет побывать на такой близкой голубой планете.
Неужели в чем-то они были правы?
Главное все равно остается на Земле?
А может быть, все же прямая – короче?
Сергей Шипилов
Тихое небо
– Вот погань.
Роман сказал это на автомате, без злобы. А говорят, что к плохим новостям привыкнуть невозможно. Асфальт под ногами еще дрожал, по серому полотну дороги бежала свежая паутина трещин. Роман нехотя обернулся, вздохнул. За сорок лет он прекрасно выучил, что сопровождают эти толчки.
В пятидесяти метрах позади него дорогу штормило – асфальт собирался складками, крошился, кусками растворяясь в прущей снизу траве. Из нее тут же поднимались молодые деревца, крепли, превращаясь в густой лес.
Зеленая волна медленно приближалась и расползалась, поедая маленький городок. Роман взглянул на небо – по ту сторону временного разрыва клубились большие черные тучи. Они появлялись прямо из воздуха и, кружась, как в ускоренной съемке, тут же исчезали, падая на землю густыми пятнами дождя. Казалось, воздух и на его стороне разлома посвежел, будто пахнуло сыростью и мокрой травой. Вот только этого быть не могло.
Старик сглотнул. Оглянулся. Нет, у него здесь все по-прежнему – ветер метет по асфальту сухую пыль, а среди бетонных развалин ни одного пучка травы. Даже высохшей. В пластиковой бутылке оставалось воды глотка на четыре. А в лес ему хода нет, слишком резкое изменение скорости течения времени на границе. Решив, что жажда пока терпима, он поставил ноги на педали и покатил на велосипеде по центральной улице.