– Все равно что специалист по пустыням, – сказала Рыжая, в ее голосе послышалась примесь еле сдерживаемого смешка.
– Что вы хотите узнать? – Николай поморщился от обмена мнениями относительно его персоны.
– Неужели космисты так не любят землян, что готовы к разрыву всяческих связей? Разве космистам не снится голубая Земля… трава у дома, в конце концов?
– Снится, – пожал плечами Николай. – На первых порах ностальгия у всех, но потом… Потом как рукой снимает. Космос настолько велик… Наверное, только для первых космонавтов, которые наблюдали Землю лишь с орбиты, она оставалась домом, в который очень хотелось вернуться… Но стоит вам улететь туда, откуда она всего лишь крохотная искорка, как что-то происходит… будто вы вернулись домой, будто космос – и есть ваш настоящий дом и вы об этом только теперь вспомнили. И Земля становится местом, куда и не особо тянет возвращаться, как не тянет возвращаться обратно в детскую кроватку…
Николай резко замолчал и оглядел присутствующих. Даже висящая под потолком камера, через которую Рыжая наблюдала за комнатой, казалось, смотрела на него с пристальным изумлением.
– Вот черт, – выдохнул Леваневский. – Почему никто и ничего об этом не говорит? Психологи… ученые… не бьют в фанфары… литавры… или как это говорится по-русски?
– Никто из космистов не афиширует подобные мысли… Поэтому цивилизованный или вынужденный развод с Землей вполне предсказуем. Стоит Земле пойти на дальнейшее обострение, и космисты вздохнут с облегчением. Им нечего терять, кроме гравитационных цепей.
Луноград встретил делегацию так, как встречает парламентеров врага осажденный город – мрачными взглядами, угрюмым молчанием, надрывным воем работающих на пределе систем жизнеобеспечения, жестким рационированием воды, электричества и питания. В восемь часов вечера по лунному времени генераторы переключались на режим сверхэкономии, освещение становилось тусклым, вода из кранов подавалась холодной и текла тонкой струйкой. Почистить зубы и сполоснуть лицо кое-как хватало, а вот принять душ – увы. Нечего и говорить, ионный душ вообще был под запретом из-за чрезмерного расхода энергии – стеклянные стаканы в номерах опечатаны, хотя Николай подозревал в этом скорее психологическое давление, ведь гораздо проще отключить их питание на пульте энергораспределения.
В первый же день прибытия парламентеров на Луну Николаю дали ясно понять, что лицо он здесь нежелательное и от прямого мордобоя его охраняет лишь дипломатический статус члена миссии, да и то лишь в пределах узкого сектора Лунограда, выделенного под их пребывание. Это называлось «отдавить ногу» и заключалось в ловком наступлении персоне нон-грата на пальцы ступни, обутой в легкие лунные тапочки, тяжелым космистским ботинком, издавна именуемым почему-то «говнодавом», вполне возможно, что именно из-за данной экзекуции.
– Ой, извините, – пророкотал басом огромный детина, впечатывая ногу Николая в пластиковую поверхность пола, – не заметил. Я такой рассеянный, – и сделал «говнодавом» втирающее движение, которое должно было размозжить пальцы ног.
Николай стиснул зубы, сжал кулаки, но заставил себя сердечно улыбнуться, умиряя праведный гнев пониманием, что на месте детины вел бы себя ровно так же.
– Это вы меня извините, – ответил он. – Я такой неловкий.
Каков его статус в делегации, Николай не понимал ровно до того момента, когда в каюту бесцеремонно ввалился Леваневский, хромая на обе ноги, добрался до бара и попытался отыскать там хоть что-то спиртосодержащее. Поколебавшись между выбором кефира из хлореллы и рециклированной воды, он взял кефир, упал на кресло-тюльпан и вытянул длинные худые ноги. Даже лунный комбинезон, по всем правилам долженствующий обтягивать тело, висел на Леваневском как на вешалке. И Николай вдруг почему-то вспомнил, что никогда не видел руководителя ГИРД-2 жующим хоть что-то. Леваневский функционировал исключительно на жидкостях, большую часть из которых готовил сам в походном блендере.
– Устрой мне с ними встречу, – заявил Леваневский без обиняков. И отхлебнул кефир. По каюте распространился тяжелый запах ферментированных водорослей.
– С кем? – осведомился Николай, хотя тут же сообразил – с кем и почему он вообще оказался в составе парламентеров.
Объяснять Леваневскому всю абсурдность его расчетов на былые связи Николая среди космистов бесполезно. Пожалуй, даже у руководителя ГИРД-2, а по совместительству – строителя Нити, которая, в общем-то, и стала той ниточкой, на которой повисли все былые взаимоотношения Земли и космистов, имелось больше шансов выйти на нужных людей для проведения сепаратных переговоров, нежели у Николая, бывшего космиста. Космист бывшим не бывает, если только тебя с позором не изгнали из космического братства. Но поскольку вникать в подобные объяснения Леваневский не стал бы, Николай ничего не возразил, а принялся выполнять невыполнимое задание. Поскольку сплошь и рядом задача космистов в том и состояла – пойти туда, не знаю куда, и принести то, не знаю что.