Испытательный срок. Лучшая фантастика – 2025

– У нас в рукаве припасен джокер, господин Му, – сказал Леваневский. – И Константин… господин генеральный конструктор предлагает вбросить его в игру. Но… может, прокатимся и поговорим там, в небесах? – руководитель ГИРД-2 повел рукой в сторону Нити.

И через полчаса гондола вознесла их на высоту, откуда открывался вид на полуостров, сверкающие огнями города, а если посмотреть вверх, то в чернеющем небе можно было увидеть звезды. И господин Му вдруг подумал – ничего им не мешает продолжить подъем и спустя несколько часов оказаться в космосе, на орбите, в точке, где подвешена огромная глыба металлического водорода, словно молот нависавшая над Землей, угрожая разнести в клочья хрупкое равновесие глобальной экономики, а заодно и монополию Главкосмоса на космические перелеты. И словно подчиняясь его желанию, гондола не остановилась на той высоте, на которую поднималась во время испытаний, а продолжила упрямо ползти вверх и вверх, одолевая километр за километром.

И пока они скользили по Нити в околоземное пространство, генеральный конструктор говорил своим, а вернее – и не своим вовсе синтетическим голосом, подтверждая сказанное проекцией схем, расчетов, рисунков. Когда он закончил, Леваневский перевел рычаг, давая команду на возвращение, и у господина Му оставалось достаточно времени просчитать последствия для сложнейшей системы мировых рынков того, что предложил генеральный конструктор.

Туго натянутая Нить – угроза для Главкосмоса, а точнее, для его упорного нежелания видеть альтернативы ракетным технологиям. Но Нить при этом ни в коей мере не наносила ущерба невольному, а может, и преднамеренному разделению человечества на две неравные части – космистов и всех остальных, небожителей и тех, кто оставался внизу, на дне гравитационного колодца. Нить оставалась нитью – тончайшей паутинкой, игольным ушком, через которое не протащить верблюда открытого для всех желающих космоса. Пожалуй, Нить нужнее Главкосмосу, ибо позволяла поднимать на орбиту то и тех, что и которых иначе поднять невозможно, но в ком и в чем корпорация испытывала острую нужду. Собственно, именно поэтому до сих пор никакого особого противодействия проект и не испытывал. Главкосмос молчаливо на него согласился. Чем бы ГИРД-2 и господин Му лично ни тешились.

Но то, что предложил генеральный конструктор, являлось совершенно иным и по масштабу, и по силе воздействия на сложившуюся систему стяжек и противовесов.

ДЕЗЕРТИР

На меня косо посматривали с тех пор, когда «Титов» вернулся из вояжа к Юпитеру, а вслед за ним по чрезвычайно медленной, но наиболее экономичной траектории к Земле приблизился осколок метводородного ядра планеты-гиганта, выбитый суперкометой Хэйла – Шумахера. Он почти не отличался от редкоземельных астероидов, что разрабатывались в Поясе. Серое, бугристое небесное тело, и лишь анализаторы, обсевшие его словно крошечные мошки, подтверждали – метводородный состав, метастабильная решетка и целый букет свойств, от которых физики выли в восторге: высокотемпературная сверхпроводимость, графеновая прочность, сверхтекучесть и еще много чего.

Каждые полтора часа я видел астероид из иллюминатора каюты на «Гагарине», словно материальный укор тех ребят, которые все еще считали, будто Кузнецов пошел на сделку с дьяволом, и кто знает – не припасен ли у него в банке офшорный номерной счеток? Ну да я никого не винил и не вызывал на «откровенный разговор» у дальнего стыковочного узла, дабы кулаками в условиях невесомости отстоять собственную правоту и честность. «Жена Цезаря выше подозрений», так говорили в Древнем Риме? Но как бы я ни храбрился, ни хорохорился, а ощущение неуютности за время вынужденного простоя возрастало. Корабли отчаливали, корабли причаливали, стартовали, тормозили, финишировали, и лишь я оставался в стороне от праздника космической реконкисты, находясь (по официальной формулировке) «в резерве Главкосмоса», что являлось изощренной формой наказания тех, чья вина вроде и не доказана, но и сомнений в их виновности нет. Мариновать в резерве полагалось ровно до тех пор, пока резервист не доходил до той кондиции, когда сам, без подсказки со стороны старших товарищей, писал рапорт на увольнение.

Но космос… У меня нет ничего, кроме космоса. Прав старина Циолковский, нельзя вечно лежать в колыбели. Ощутив на вкус полную звезд бездну, увидев другие планеты, сросшись с космическим братством, больше никогда не сможешь нормально жить на Земле. И как бы тебя ни толкали обратно в колыбель, ты всеми силами будешь цепляться за то, чтобы оставаться космистом, хоть тушкой, хоть чучелком.

– Читал? – кивнул на планшет Федя Стокозов, когда я вернулся с пробежки по коридорам орбитальной станции. – Кое-что интересное и для тебя.

Сообщение, упакованное в несколько высушенных официозом строк. Суть которых: проект «Нить» закрывается. Все, карапузики, доигрались. Главкосмос может пить шампанское – монополия на веки вечные, аминь.