Исследование Апокалипсиса

В самом же иудаизме неудовлетворение земными порядками (а значит, и небесными) высказаны в той или иной форме во многих мифологических, в том числе ветхозаветных сочинениях. В наиболее же концентрированном виде оно выражено в Книге Иова и Книге Экклесиаста. В Библии нет ни одного сочинения, в котором, как в этих книгах, с такой же страстью и силой были бы выражены тоска, пессимизм и отчаяние человека, его безысходность, его понимание бессмысленности жизни и того, что он абсолютно беззащитен против злой воли того, кого он называет Богом. Загнанный в тупик, он не ждет улучшения своей участи, убедившись, что все будет так, как уже было, что за все ему придется отвечать перед судом, который назначен не им и будет беспощаден к нему, что даже знание умножит его печали.

Если бы библейские бунтари Иов и Экклесиаст жили в средневековой Европе или в новых тоталитарных режимах, с ними расправились бы очень быстро. Вот почему можно вновь поставить очень давний вопрос: по каким причинам произведения этих вольнодумцев были включены в ветхозаветный канон? Об этом сейчас можно только гадать, в числе прочих причин называя либерализм их современников, а также весьма высокий философский уровень и выдающиеся художественные достоинства этих великих книг. Как бы то ни было, их чтение с необходимостью убеждает в том, что человек скоро потребует изменить сложившиеся порядки и захочет увидеть хоть какие-то новые перспективы, особенно обрести надежду на посмертное существование.

Страстно желаемые изменения, как показывает ему его магический и религиозный опыт, может осуществить лишь верховный небесный владыка, творец и вседержитель. Но не случайно Иов и Экклесиаст были такими скептиками, они прекрасно знали, что всевышнему все-таки полностью доверять нельзя ни в коем случае. Конечно, спасение рода человеческого было крайне необходимо, однако в столь важном деле уже не следовало надеяться только на него. Между тем у спасителя, конечно, должны были быть божеские возможности и силы, иначе он не смог бы коренным образом изменить жизнь и судьбы людей и тем более преодолеть их бренность. Вот почему это обязательно должен быть Бог, но принципиально другой — максимально приближенный к людям, несравненно лучше их понимающий и, разумеется, более милосердный.

По этой причине роль мессии была поручена не очередному небожителю, а тому, кто был рожден женщиной (т. е. имеет нечто весьма человеческое), но от Бога. Дева Мария — именно залог человечности (человеческого), Яхве — сверхъестественных возможностей. Правда, христианство, судя по Откровению Иоанна Богослова, не удержалось в тех гуманных рамках, которые были очерчены учением странствующего проповедника Иисуса, но вначале замысел был именно такой.

Средиземноморский мир жил ожиданием рождения идеи, которая могла бы объединить его народы, носителем же идеи должен был быть мифологический персонаж, который свяжет материальную природу с божествами, станет носителем полноценной духовной мощи и наполнит духовностью жизнь, откроет людям тайны мироздания, а главное — смысл их существования и страданий. Но потребность в нем, его объединительные функции могли появиться и получить развитие только в том случае, если для этого создались бы необходимые социальные, духовные, психологические и экономические условия. Они действительно сформировались в этом огромном регионе, страны которого, несмотря на все различия их культур, объединяли многочисленные духовные, этические, исторические, торговые и иные связи. Сложилась определенная общность, о которой в наши дни можно было бы сказать, что она представляет собой результат глобализации — региональной, в границах римского мира.

Этот мир, испытывая кризис, в дружном и едином порыве искал в учителе-богочеловеке спасителя, который, конечно, не мог не быть архетипической фигурой. Особые надежды бессознательно возлагались на странствующих проповедников-пророков. Среди них было много предшественников Христа, выделялись отдельные личности, например, Аполлоний Тианский, которого Ю. Николаев называет знаменитейшим предшественником христианства, напоминая, что вся литература первых веков новой эры пестрит указаниями на него. Апполония Тианского противопоставляли Христу и обожествляли, прославляли сотворенные им чудеса, в том числе воскресение мертвых, укрощение диких зверей и т. д. Он много странствовал, дошел с учениками до Индии, затем через Вавилон и Эфес пришел в Афины, Рим, побывал в Египте. Аполлоний был прежде всего «великим посвященным» и говорил не для толпы, храня обет молчания перед профанами. Ни он, ни другие представители пифагорейских школ или иных таинств не могли бросить людям живого слова, утолить всеобщую жажду просветления. Безмолвные, загадочные, скользили они над жизнью, не в состоянии утолить мировой тоски[23].