Истина

Маркъ, разглядывая мальчика, былъ пораженъ его упорнымъ молчаніемъ, его притворнымъ, сонливымъ безучастіемъ; мальчикъ, однако, былъ себ на ум и нарочно разыгрывалъ изъ себя дурачка. Пропуская мимо ушей болтовню Пелажи, которой онъ никогда не придавалъ значенія, Маркъ вернулся въ маленькую гостиную, гд Женевьева сидла за книгой, а об старухи принялись, по обыкновенію, за свое вязанье для разныхъ благотворительныхъ предпріятій; онъ удивился, что его жена опустила книгу на колни и съ тревогой слдила за тмъ, что происходило на площади. Увидя мужа, она бросилась ему навстрчу и, прижавшись къ его груди, проговорила съ очаровательною нжностью испуганной птички:

— Что тамъ такое? Не затваютъ ли они драку?

Пока Маркъ успокаивалъ жену, старуха Дюпаркъ обратила на него строгій взглядъ и ршительно повторила требованіе, высказанное за завтракомъ:

— Маркъ, я надюсь, что вы не впутаетесь въ эту грязную исторію… Подозрвать, обвинять добрыхъ братьевъ — это ужасный грхъ, и Богъ, наконецъ, проявитъ свои гнвъ, накажетъ нечестивыхъ!

II

Маркъ не могъ спать эту ночь. Событія предыдущаго дня, ужасное таинственное преступленіе, не давали ему покоя; страшная тайна требовала разгадки. Пока Женевьева, его обожаемая жена, спокойно спала рядомъ съ нимъ, а маленькая дочка ровно дышала въ своей кроватк, онъ перебиралъ въ ум вс мельчайшія подробности, стараясь проникнуть сквозь густой мракъ и добраться до истины.

Маркъ обладалъ трезвымъ и логическимъ умомъ. Онъ чувствовалъ потребность всегда и во всемъ основывать свое мышленіе на точныхъ данныхъ. Отсюда проистекала его безграничная любовь къ истин. Онъ только тогда былъ счастливъ, когда усваивалъ что-либо вполн, всмъ своимъ существомъ, и каждое новое понятіе должно было проникнуть въ самую глубь его сознанія и быть вполн яснымъ и обоснованнымъ. Онъ не былъ великимъ ученымъ, но то, что онъ зналъ, онъ зналъ доподлинно; всякое знаніе было проврено опытомъ. Сомнваться въ чемъ-либо — значило для него страдать, и его страсть къ истин равнялась лишь его стремленію обучать другихъ, способствовать тому, чтобы то, что онъ зналъ, проникло въ сердца и въ умы другихъ людей. Онъ обладалъ необыкновеннымъ даромъ преподаванія; методика его была безупречна, доказательства ясны и точны, такъ что всякій легко усваивалъ знанія и проникался тмъ, что слышалъ. Самый сухой предметъ въ его передач пріобрталъ живой интересъ. Даже грамматика и ариметика захватывали вниманіе учениковъ, какъ будто онъ имъ читалъ интересный разсказъ.

Эту способность къ преподаванію онъ открылъ въ себ, когда пріхалъ, посл окончанія гимназіи, семнадцатилтнимъ юношей, въ Бомонъ, чтобы закончить курсъ рисовальщика-литографа при заведеніи Папонъ-Лароша. Ему поручили составить картинки для нагляднаго обученія, и онъ создалъ настоящія произведенія искусства въ смысл точности и ясности, и этотъ успхъ указалъ ему, что его призваніе — обучать и просвщать дтишекъ. У Папонъ-Лароша онъ познакомился съ Сальваномъ, директоромъ нормальной школы, и тотъ пораженъ былъ его способностью къ преподаванію; онъ уговорилъ Марка отдаться своему призванію и сдлаться начальнымъ учителемъ; съ тхъ поръ Маркъ вполн проникся полезностью своей работы въ глухомъ деревенскомъ углу. Его стремленіемъ было пробудить дремлющіе дтскіе умы, и въ этомъ скромномъ занятіи онъ обрлъ свое счастье; оно еще боле пробудило въ немъ стремленіе къ истин, пока оно не охватило, такъ сказать, всю его душу, вошло въ плоть и кровь и сдлалось необходимымъ условіемъ его существованія. Для него было пыткой всякое сомнніе, и онъ всми силами стремился къ его разъясненію, чтобы, въ свою очередь, сообщить другимъ свои выводы; если его мучилъ неразъясненный вопросъ, онъ страдалъ не только нравственно, но и физически.